Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Свернули с дороги. Розвальни раскачивались, стукались полозьями о колдобины. Возница поторапливал лошадь, хлестал вожжами по вспотевшим ее бокам. Володя вылез на ходу и пошел рядом: лес уже виднеется, все такие знакомые места. Когда-то по этой дороге Люба на своем «велике» мчала… Нина тоже вывалилась из саней, побежала рядом. Хоть бы скорее добраться до места, хоть бы скорее!

Дорога нырнула в лес. Видно, редко по ней ездили, вся покрыта снегом. Тяжело поводя боками, лошадь шла все медленнее. Вот и тот взгорок, где Люба упала. Настороженно оглядываясь, возница вышел из саней, а Володя побежал: впереди виднелись развалины хутора. Все сгорело. Из сугробов торчали черные, обгоревшие стропила дома, сараев. Лишь невысокий забор остался.

Володя подошел к развалинам дома, погладил ладонью обугленное бревно, стиснул зубы, боясь, что слезы вот-вот хлынут из глаз… Сдержался. Отвернулся и пошел к саням.

Взгорок, овражек. Вот тут Люба шла, подталкивала скрипучую телегу, вот там они все остановились. Володя пошел в глубь леса: да-да, вот сюда они завели лошадь, а там разгружали ящики… Стало радостно и жарко: та поляна! Да-да, вот толстая со сломанной вершиной ель. И чуть правее, возле молодого ельника — снежный холм. Володя побрел-поплыл по глубокому снегу и, добравшись до холма, начал разгребать его. Рука натолкнулась на сухую ветвь.

Этой грудой сушняка Люба и ее друзья прикрыли яму с винтовками.

— Сю-да-аа! — позвал Володя, — Зде-есь!

И повернул назад. Остановился, навстречу ему, вслед за Ниной и Емельяновым, шли еще четверо мужчин на лыжах. Торчали над спинами стволы винтовок, один из лыжников нес лопату и лом.

Молча расшвыряли ветки, расчистили снег. Подошли на лыжах еще двое мужчин, о чем-то тихо переговорили с Емельяновым. Володя уловил: «Двое стоят на выезде из леса» — и догадался, что это партизаны, там на дороге их посты.

Промерзлая земля поддавалась туго. Стучал лом. Скрежетала лопата. Слышалось шумное дыхание. Володю трясло. Нина держала его за руку, будто успокаивала: все будет хорошо, все будет хорошо!.. А Володя глядел, как все глубже и глубже становилась яма, ему вдруг показалось, что это совсем не то место. Неужели ошибся?

— Что-то есть, — сказал Емельянов. — Осторожнее.

Лопата шаркнула по доскам. Ящики. Длинные, зеленые… Володя присел над ямой. Емельянов подцепил крышку одного из ящиков ломом, нажал, крышка отскочила. Партизаны столпились вокруг ямы: в ящике ровными рядами лежали винтовки.

— Поехали. — Емельянов тронул Володю за плечо. — Надо успеть на вечерний поезд… Эй, слышишь меня?

— А как же…

— А теперь это не наша, а ихняя забота. — Емельянов вынул из кармана кисет с махоркой. — Закуривайте, мужики… А нам пора.

— Подождите. Очень прошу.

Володя спрыгнул в яму. Партизаны уже расчистили ее, были видны верхние четыре ящика. А под ними — еще ящики. Откинув сломанную крышку, Володя вынул винтовку. Она была тяжелой и холодной. Если бы он мог сам мстить, стрелять по врагам! Партизаны глядели на него, дымили цигарками. Жесткие, неулыбчивые, сосредоточенные лица… Володя положил винтовку в ящик. Емельянов подал ему руку, и Володя вылез из ямы. Сказал:

— Это Любкины винтовки. Ее мучили, но она молчала… — Он пошел к саням. Нина догнала его. Володя обернулся и крикнул: — Ее убили!

— Едем. — Емельянов подтолкнул его.

«Вот и все… Вот и все» — мягко выстукивали копыта лошади по заснеженной дороге. «Вот и все», — думал Володя. Он был счастлив. И представлял себе, как партизаны поднимают из ямы ящик за ящиком. Снег падал. Потеплело. Емельянов покрикивал на лошадь, торопил ее, а Нина спала, прикорнув возле Володи…

«Вот и все… вот и все» — ровно и сонно погромыхивали колеса на стыках рельсов. Емельянов оставил лошадь в городе, сказал, что проводит до самого Поселка. Сидел рядом, насупленный, молчаливый, держал между колен винтовку. Володя глядел в «глазок» на мелькавшие поселки, леса. Нет, не покорилась эта земля!.. Он покосился в угол вагона. Там молча, мрачно пили из фляжки шнапс трое солдат. «Из отпуска, — подумал Володя. — Назад не вернетесь». И отвернулся к окну, представил себе, как из снежной круговерти выплывают одна за другой заиндевевшие лошади, как, переваливаясь на извивах дороги, ползут в глубину необъятного химкинского леса сани и в них лежат зеленые ящики.

Поезд сбавил ход. Показался знакомый полустанок, гора гробов и груда угловатых бумажных мешков. Приехали.

Емельянов распрощался с ними возле развалин дома и глядел вслед, пока Володя с Ниной не скрылись во дворе взорванного дома. В подвале Нина тотчас повалилась на койку, а Володя разжег печурку. Спать он не мог. Сидел, уставясь в огонь. Ему было хорошо. На душе легко, будто спал с нее тяжкий груз. Да так оно и было. Он все перенес, не сдался, не выдал секрета Рольфу, он выстоял в борьбе, не умер. Он выполнил обещание, данное Любке. Володя ворошил палкой уголья в жерле печки и представлял себе Любу. Вот катит на «велике», выходит из воды, ее белое лицо на фоне зарева пожарищ в ту ночь, когда они качались на качелях. Знала бы ты, Люба, что, может, уже в этот момент где-то в глухих глубинах леса, возле костров сидят люди, их много, они только ждут сигнала, чтобы выступить против врага! Жаркие отблески пламени на их лицах, на руках, сжимающих винтовки. Это — Любкины винтовки.

Это счастье — выдержать, выстоять, выполнить долг!

Догорали дрова в печурке. Володя прислушался к дыханию Нины, захлопнул дверку печки: вот и все. Им пора. Уже два часа ночи.

Снег. Ветер. Они шли, едва находя дорогу. Порой впереди или позади слышался натуженный рев двигателей, и Володя с Ниной перебирались через высокие бугры, насыпанные вдоль дороги, и тут же ложились. Оба были в снегу: с двух шагов не увидишь, а уж в такой темнотище, да при снегопаде — и подавно.

— Мостик и овраг где-то здесь, — сказала Нина. — Ты слышишь?

— Вот и все, — отозвался Володя. — Вот и все.

— Что — все? — спросила Нина и тут же испуганно сказала: — Ой, что это?

— Где? Ты что?.. — И вдруг он почувствовал, как ослабели ноги: впереди, всего в нескольких шагах от них стоял мотоцикл с коляской. Патруль?!

А спуск в овраг там, чуть дальше!

Вот и… Володя схватил Нину за руку: скорее! Они побежали мимо мотоцикла, и вдруг Володя остановился. Навстречу им, смутно вырисовываясь, надвигались двое мотоциклистов. Похожие на громадных снежных болванов, они шли боком, отворачивали лица от секущего ветра и не видели замерших на дороге фигур.

«Вот и все! Вот и все… — билась в голове Володи страшная мысль. — Сейчас кто-то из немцев поднимет голову и — конец!» Один из патрульных вдруг остановился, повернулся к ним спиной и начал шарить по карманам. Второй прильнул к нему: закуривают. Володя толкнул Нину: беги!.. Нина ринулась мимо него. И покатилась вниз, в овраг. Володя метнулся следом и, уже перемахивая через бугор, увидел, как шевельнулись патрульные и сквозь шум ветра донеслось запоздалое «Хальт!»