Юлия Кузнецова - Помощница ангела

Ангелина легко слезла с сосны. А вот Вик снова наступил на слишком тонкую ветку и упал на землю, неловко подвернув ногу.

— Блин… — Он чуть не заплакал. Но Ангелина посмотрела так насмешливо, что он сдержался.

— Зачем мы караулили Алёнку? — сердито спросил он, стискивая зубы от боли, — почему не пойти и не спросить? Что она, врать нам станет? Мы её всю жизнь знаем!

— А потому, — усмехнулась Ангелина, — что она молчит. Ходит сюда тайком от нас. Значит, тут какой-то секрет. Значит, не зря она выгуливает Кабанихиных болонок и выносит за ней памперсы. С этого дня установим слежку и выясним.

Вик покачал головой и поморщился от боли. Ангелина видела: он так расстроен и взволнован, что сейчас она может сделать всё, что угодно. Он в её власти. Может подойти, поцеловать, а потом объявить себя на весь белый свет его девушкой. И потребовать с него деньги.

Но губы у Вика были чёрно-синие от ирги, и сам он был толстой рыжей потной бочкой с огурцами. Нет желания такого целовать. Тем более, что тут, у старой Кабанихи, происходит что-то подозрительное. А у старой Кабанихи денежки-то водятся. Это Ангелине доподлинно известно. Так что посмотрим, что тут можно выжать.

Зина глянула на себя в зеркало и укрепилась в мысли: цвет кофты — отвратительный. И купила-то почему? Никогда ведь ничего в переходах не покупала, только в магазинах. А тут возле Белорусского вокзала окликнули: «Девушка!» Она и купилась. То есть купила. Вот эту ужасную чёрно-белую кофту, которая к тому же обтягивала совершенно ненужные места.

Она съехала с Николиной горы. И справа и слева раскинулись широкие жёлто-зелёные поля, словно родное село раскрывало свои тёплые родительские объятия навстречу Зине, но она заметила только стадо чёрно-белых коров, пасшихся возле фермы, и снова с досадой посмотрела на кофточку в зеркале.

Через некоторое время Зина ощутила под колёсами мягкий переход с гладкого асфальта Рублёво-Успенского шоссе на шуршание сельской дороги. Она проехала мимо церкви, где в ряд стояли джипы и крошечные спортивные машинки. Церковь была из красного кирпича, а купола — матово-черными. Местные утверждали, что купола когда-то были покрыты неокрашенной медью и она со временем окислилась.

Зина вспомнила, как была с матерью пару раз на службе, и к концу одной из них появился весь из себя «товарищ из джипа», обошёл очередь на исповедь и встал в начале. Возразить ему никто не посмел.

Ой! Зина вдруг сообразила, что совершенно забыла о матери, которую везла домой из больницы, — она была тут же, рядом, на переднем сидении. Зинина совесть словно нахмурилась и скрестила руки на груди.

«Я думала о дороге! — возразила совести Зина, — я должна была сосредоточиться на дороге! Я же человека из больницы домой везу. К тому же… Разговаривать с ней бесполезно».

Она глянула на мать. Бледная и вредная. Вреднее, чем обычно. Зина вздохнула. Надо, надо поговорить. Иначе совесть не ограничится хмурой гримасой, а будет приходить по ночам и мучить, мучить, мучить…

— Мама, ты подумала?

— О чём?

— Ты издеваешься? О сиделке!

— А. Найдёшь того, кто будет любить меня за деньги?

— Того, кто будет помогать тебе за деньги! Следить, чтобы ты вовремя ела. Потому что в следующий раз будет не гипогликемический обморок, а гипогликемическая кома.

— Я не хочу сиделку.

— Да! — разозлилась Зина, — ты хочешь, чтобы я переехала в деревню и сидела тут с тобой? А как я буду ездить на работу?! А Кольку мне куда, в сельскую школу пристроить? На Рублёвскую гимназию у нас, извини, денег нет! А Саша? Как он будет добираться до офиса?! Или мне бросить сына и мужа только потому, что у мамы какие-то принципы?! Чтобы потом, вернувшись, не найти ни мужа, ни сына, потому что их пригреет другая молодая женщина!

Лидия Матвеевна смотрела в окно. Вот маленький покосившийся домик, кусты смородины и стол во дворе, покрытый клеёнкой. А вот — особняк, похожий на Казанский вокзал.

Рублёвка не так давно стала популярной. Раньше домишко на домишке сидел. Их кирпичный кубик был когда-то одним дворцом на всей сельской улице. Солиднее была только дача Фурцевой. А сейчас построили столько особняков…

— Мама! — крикнула Зина, пытаясь достучаться до Лидии Матвеевны, — ты меня слышишь?

— Слышу, Зина. Но ничего не могу ответить. У меня в голове только одно слово: «Нет». Я не знаю, чего я хочу. Я знаю, чего я НЕ хочу. Сиделку не хочу.

Зина выключила радио и всю оставшуюся дорогу молча кусала губы. А когда выгрузила вещи и помогла матери перебраться наверх, сказала:

— Ты добилась своего. Я уеду. Но спать не буду всю ночь. Из-за тебя.

Лидия Матвеевна хотела сказать, что она вовсе этого не добивалась, но… Слово «нет» застряло в голове, как заноза. Нет. Она ничего не будет говорить. Ей теперь всё равно. После того, что сказали врачи.

Как только Зина уехала, Лидия Матвеевна услышала лай и скрип шагов по лестнице.

Появились Алёна с Бэллочкой. Собака, взвизгнула от радости, а Алёна, наоборот, строго посмотрела на Лидию Матвеевну.

— Я больше вас не буду слушать, — сказала она, — что мне делать, а что нет. Я буду учиться делать уколы. Чтобы в нужный момент не растеряться, а вколоть вам глюкозу.

— Алёна… Мне нужно с тобой поговорить.

— Конечно. Мы будем разговаривать. И читать. И ещё перед уходом я каждый раз буду проверять, есть ли у вас еда. Чтобы вы не падали в ваши обмороки. И ещё я буду гулять с Бэллочкой. Я не изо льда. От работы не растаю. Я хочу нести за вас ответственность.

«НЕТ!», — закричал кто-то внутри Лидии Матвеевны. Но она не посмела сказать ничего этой решительной девочке, которая говорит сквозь сжатые зубы. Неожиданно для самой себя Лидия Матвеевна принялась мысленно рисовать Элен, только теперь — прямо с неё, с Алёны. Уж очень она была похожа на выдуманную королеву страны Картории.

— Вы мне нужны, — сказала Алёна, — когда я с вами… то от меня… есть польза какая-то миру.

— Тогда полей цветы в зимнем саду, — тихо сказала Лидия Матвеевна, — пожалуйста.

Алёна улыбнулась. Сняла с Бэллочки ошейник. И пошла в ванную — набирать в лейку воду. Она была уверена, что её приняли. Она даже не подозревала, что Лидия Матвеевна твёрдо решила найти способ прогнать её.

Ради Алёниного же блага.