Лора Уайлдер Инглз - Долгая зима

Лора взяла у Кэрри мельницу. Её очень тревожило, что Кэрри так похудела, побледнела и устала, что ей трудно молоть зерно. Но даже тревога казалась Лоре какой-то далёкой из-за непрестанного воя пурги.

Пока продолжалась буря, Альманзо целыми днями думал. Он перестал шутить, а лошадей чистил и обтирал совершенно машинально. Он даже предоставил Рою печь оладьи, а сам сидел и задумчиво строгал палку.

— Знаешь, о чём я думаю? — спросил он наконец.

— Наверно, о чём-то очень важном, судя по тому, сколько времени у тебя на это ушло, — отозвался Рой.

— Я думаю, что в этом городе есть люди, которые умирают с голоду, — заявил Альманзо.

— Да, пожалуй. Некоторые голодают, — согласился Рой, переворачивая оладьи.

— Я сказал: умирают с голоду! Взять хотя бы Инглзов, ведь их шестеро. Ты заметил, как он исхудал и какие у него глаза? Говорил, что у них кончилась пшеница. Ты подсчитывал, на сколько дней шестерым может хватить той малости, что он у нас купил?

— У него должны быть другие припасы.

— Они поселились здесь позапрошлым летом и не уехали дальше на Запад с продолжением железной дороги. Он взял здесь участок. А ты сам знаешь, что можно вырастить на дёрне за первое лето. И заработать тут негде.

— К чему ты клонишь? Собираешься продать свою семенную пшеницу?

— Ни за какие деньги! Если только найдётся способ её сохранить, — заявил Альманзо.

— Так что же ты хочешь сказать? — спросил Рой.

Альманзо пропустил его вопрос мимо ушей.

— Я думаю, Инглз не один попал в такую переделку, — продолжал он.

Потом медленно и аккуратно подсчитал съестные припасы, оставшиеся в городе к тому времени, когда остановились поезда, и назвал семьи, у которых, по его подсчётам, кончалось продовольствие. Потом вычислил, сколько времени потребуется для расчистки дороги после того, как прекратится пурга.

— Допустим, это будет в марте, — заключил он. — Надеюсь, я тебе ясно доказал, что людям придётся либо съесть всю мою пшеницу, либо умереть с голоду до того, как привезут продовольствие.

— Пожалуй, — согласился Рой.

— А вдруг вьюга продержится до апреля? Не забывай, что старик-индеец предсказал семь месяцев непогоды. Если до начала апреля поезда не пойдут и если сюда вовремя не доставят семенную пшеницу, мне придётся сохранить своё зерно, чтобы не лишиться будущего урожая.

— Похоже, что так оно и есть, — подтверди Рой.

— И в довершение всего, если к началу апреля поездов не будет, люди всё равно помрут с голоду. Даже если они съедят всю мою пшеницу.

— Так к чему ты клонишь?

— К тому, что кто-то должен привезти пшеницу, которая лежит на том участке южнее города.

Рой медленно покачал головой.

— Никто туда не поедет. Никто не станет рисковать своей жизнью.

Альманзо вдруг повеселел. Он пододвинул стул к столу, положил себе на тарелку дымящуюся стопку оладий и полил её патокой.

— А почему бы не попытать счастья? Чем чёрт не шутит!

— Сорок миль! Поехать в эти прерии искать иголку в стоге сена? Двадцать миль туда и двадцать обратно? Ты же сам знаешь — никто не может сказать, когда эта буря настигнет человека. С тех пор как она началась, ещё ни разу не было двух ясных дней подряд. Самое большее, что было — это полдня ясной погоды. Ничего из этого не выйдет, Манзо. С таки же успехом можно поиграть в снежки с преисподней.

— Кто-то должен это сделать, — рассудительно возразил ему Альманзо. — Я же тебе ясно доказал.

— Так-то оно так, да что толку?

— Убедись, что ты прав, и действуй, — повторил Альманзо слова отца.

— Поспешишь — людей насмешишь, — парировал Рой любимой поговоркой матери.

— Послушай, Рой, ты же лавочник. А фермер рискует. Он иначе не может, — отвечал Альманзо.

— Альманзо, — торжественно произнёс Рой. — Если я позволю тебе, дураку этакому, пропасть в этих прериях, что я скажу отцу и матери?

— Ты им скажешь, что ты тут ни при чём. Я свободный белый человек, и мне двадцать один год... или почти двадцать один. У нас свободная страна, и я свободен и независим. Я поступаю так, как считаю нужным.

— Не действуй сломя голову, — убеждал его Рой. — Сперва хорошенько подумай.

— Я уже подумал, — сказал Альманзо.

Рой замолчал. Братья спокойно сидели в комнате, согретой ровным теплом угольной свечки, под ярким светом лампы с жестяным рефлектором. Стены слегка подрагивали под ударами ветра, который завывал под стрехой, натыкался на углы дома и, ни на минуту не умолкая, ревел как водопад. Альманзо взял себе вторую стопку оладий.

Внезапно Рой положил нож и отодвинул тарелку.

— Одно мне ясно, — объявил он. — Ты не можешь пускаться в такую безумную поездку один. Если ты твёрдо решил ехать, я поеду с тобой.

— Да ты что! — воскликнул Альманзо. — Нам нельзя уезжать вдвоём!

Следующее утро выдалось тихим. Ярко светило холодное солнце, и в пристройке, где работали Мэри с Лорой, слышался только скрежет кофейной мельницы, ровный шум ветра и хруст сена. Девочки быстро замерзали. Скрутив два или три жгута, они мчались в кухню погреть руки над плитой.

Поддерживать огонь в печке удавалось с трудом — накрутить сразу столько жгутов, чтобы осталось время для стирки, у девочек не хватало сил. Поэтому мама решила отложить стирку, надеясь, что на следующий день потеплеет. Она стала помогать Мэри и Лоре, чтобы они могли по очереди сменять Кэрри у кофейной мельницы.

Папа вернулся только к концу дня и сел за стол, где его ждал кусок хлеба с чаем.

— Да, денёк выдался холодный, — заметил он.

В этот день он смог привезти только одни сани с сеном. Стога утонули в сугробах, и папе пришлось выкапывать сено из-под огромных снежных завалов. Свежий снег засыпал старую колею и до неузнаваемости изменил всё болото. Дэвид поминутно проваливался в скрытые под снегом ямы.

— Ты не отморозил себе нос, папа? — с тревогой спросила Грейс.

Чтобы отогреть нос и уши, папе пришлось натирать их снегом. Папа притворялся, будто от мороза нос у него становится всё длиннее и длиннее, а Грейс притворялась, будто она этому верит. Это у них была такая игра.

— Сегодня он у меня замерзал раз пять или шесть, — говорил папа, осторожно ощупывая свой распухший красный нос. — Если весна не скоро наступит, у меня вырастет такой же длинный нос, как у слона. И уши тоже.

Грейс весело засмеялась.

После еды папа накрутил побольше жгутов, чтобы хватило до позднего вечера. Животных он сегодня накормил пораньше, когда ставил Дэвида в хлев. Ещё не совсем стемнело, и он сказал, что сходит в лавку Бредли поглядеть, как играют в шашки.

— Конечно, сходи, Чарльз. А почему бы тебе и самому не поиграть?

— Понимаешь, эти холостяки всю зиму только и делают, что играют в шашки и в карты, — отвечал папа. — Я с ними тягаться не могу. Поэтому я только наблюдаю, и по правде говоря, нет ничего занимательнее, как следить за хорошими игроками.