Наталия Лойко - Ася находит семью

Глубоко вдохнув свежий весенний воздух, Ксения улыбается своим былым сомнениям. При чем тут авторитет? Нисколько он не подорван. Наоборот.

Ой, чуть не растянулась среди площади! Спасибо, какой-то военный пришел на помощь, успел подхватить. Сразу видно: фронтовик. Шинель до пят, на поясе кобура, туго набит заплечный мешок.

— Задумались или размечтались? — спросил фронтовик. Улыбнувшись, он сразу кого-то напомнил Ксении, но кого, она не могла сообразить. — Это и есть Анненский институт?

Ксении пришлось строго указать товарищу военному, что заведений такого рода в республике нет, что перед ним детский дом, носящий имена двух пролетарских революционеров. Когда на смуглом лице фронтовика вновь сверкнули в улыбке белые зубы, Ксения живо спросила:

— Вам Аську?!

Она проводила Андрея в вестибюль и, окликнув прошмыгнувшую мимо девочку в ватной телогрейке, поручила ей быстренько вызвать с урока Асю Овчинникову.

Девочка глянула острыми глазками на шинель и заплечный мешок вошедшего, всплеснула худущими, похожими на птичьи лапки руками и пробормотала, словно молитву:

— Господи… Возвращаются… Сил моих нету!.. — Вцепившись в рукав шинели, она умильно попросила: — Бежим на пару.

Не дав Андрею опомниться, она повлекла его влево по коридору, а затем вверх по витой железной лестнице. Откуда только прыть взялась у этого тощенького существа?

Приотворив дверь классной, Нюша схватилась за грудь, торопясь отдышаться. Андрей мог, оставаясь незамеченным, взглянуть на племянницу.

Всю разлуку, все эти долгие месяцы, Ася помнилась ему такой, какой он видел ее в час прощания, когда девочка, стоя среди тонущей в сумерках привокзальной площади, сводила свои счеты с миром.

«А что в нем хорошего? — спросила тогда Ася, не желая даже взглянуть на Андрея. Спросила и с печальной убежденностью произнесла: — Кому я нужна?..»

Сейчас она стояла возле преподавателя — однорукого, в старой шинели — и отвечала урок.

Какова же Ася теперь?

Вытянулась… Голенастая, словно цапля. Из-под короткого платья торчат ноги в каких-то нелепых белых чулках. Толстые самодельные башмаки напомнили Андрею бахилы, выдаваемые рабочим Торфостроя для защиты от топкой болотной грязи. На плечи накинут теплый Варин платок (Андрей узнал его!), пропущенный под мышки и стянутый сзади большим торчащим узлом. Косичек больше нет, узкая красная ленточка поддерживает темные, чуть вьющиеся волосы.

Какова же все-таки Аси теперь?

Она была хорошо видна Андрею. Отвечая преподавателю, Ася держала в руках странный стеклянный предмет, вначале вызвавший недоумение Андрея. Это было большое глазное яблоко с небесно-голубой, переливающейся на свету радужной оболочкой — одно из наглядных пособий, которые Татьяне Филипповне удалось раздобыть для своих питомцев.

Андрея поразил голос Аси — звонкий, вовсе не слабый, не грустный, — настоящий детский голосок. Но самая разительная перемена была в Асином лице. Оно светилось живостью, какой-то уверенностью в своем праве на существование. В нем не было той придавленности, что так запомнилась, так кольнула Андрея в час расставания.

Больше года прошло с того дня, как Андрею в роту принесли письмо, первое Асино письмо из детского дома. «Возвращайся скорее, забирай меня». Невесело было читать эти строки. Что-то скажет ему Ася сейчас?

Андрей опустил на пол вещевой мешок, ожидая минуты, когда его племянница, ответив урок, расстанется с хрупким голубым предметом. Тогда-то можно будет ее крепко обнять. Андрей приучен к порядку, он сам повседневно ратует за дисциплину. Он уже год в рядах партии, он с зимы комиссар инжбата — инженерного батальона. Не может же он распахнуть дверь, вторгнуться в класс. Выдержки у него хватит.

Однако Сил Моих Нету решила по-своему. Отдышавшись после бега по крутой спиральной лестнице, она не стала дожидаться паузы в уроке, а неожиданным рывком широко отворила дверь и, выразительным жестом представив приезжего фронтовика, торжественно провозгласила:

— Войне конец! Ей-богу. Честное слово.

Появление человека в буденовке подкрепило Нюшины клятвы, а главное, весть, принесенная ею, ожидалась детьми с такой страстью, что из всех глоток вырвалось оглушительное «ура!», всполошившее и соседние классы.

Так был сорван урок. Огромный голубой глаз выскользнул из рук Аси и превратился в стекляшки. Топча осколки, расшвыривая их ногами по комнате, дети с восторгом устремились к вошедшему, а однорукий преподаватель застыл, прижимая к себе анатомический атлас. Пожалуй, и он поверил, что кончилась война.

— Тише, ребята! — крикнул Андрей.

Усевшись верхом на стул, снова потребовав тишины, Андрей растолковал, что, хотя окончательная победа уже близка, можно сказать в руках, белогвардейцев придется еще изрядно поколотить.

Ася стояла, в свою очередь выискивая перемены во внешности, в повадке Андрея. Он впервые показался ей совсем взрослым. Прежней нерешительности, неуверенности нет и в помине.

Асе льстит, что весь класс так почтительно внимает ее гостю. Федя сыплет вопросами:

— И в Крыму были?

— Был. Наша дивизия и Новороссийск брала и Екатеринодар.

— Про взятые города все в точности знаем. — Федя махнул рукой, как настоящий бывалый человек.

— А про то, что некоторые армии уже брошены на трудовой фронт?

— Вторая на транспорт, седьмая на торф, — не сморгнув, ответил мальчик.

— Быть тебе комиссаром! — сказал Андрей. Возможно, с его стороны это и было шуткой, но никто из товарищей Феди не улыбнулся.

Заметив, как посматривают мальчишки на редкостную в Москве синюю буденовку — трофейную, английского сукна, с суконной же красной звездой, — Андрей снял ее и протянул для всеобщего обозрения.

Теперь он мог обратиться и к племяннице:

— А стариков торфостроевцев, вроде меня, совсем отзывают из армии. Обосновываюсь на Черных Болотах, можно сказать, снова домом обзавожусь.

Он ждал, что девочка вспыхнет от радости, поняв, что в ближайшее время сможет вернуться в семью, к своему дядьке, к своему ближайшему родственнику, но Ася заговорила о другом:

— Там уже Торфодобыча, а не Торфострой… — И добавила, чуть покосившись в сторону светловолосого мальчика, которому Андрей только что предрек будущность комиссара: — Нам недавно тоже торфу прислали, три воза…

Со стороны казалось: Федя целиком ушел в созерцание диковинной синей буденовки. Но Ася знала — ему вспоминается вечер, когда она, набросив на голову теплый платок, потащила его к кухонному сараю, чтобы он знал, как пахнет земля Черных Болот, где так хорошо было гостить в детстве.