Сергей Иванов - В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»

— Ведь замёрзнешь.

— Не, что вы!

— Смотри…

Она явно ещё что-то собиралась сказать, но, видно, подбирала слова. Она тоже из тех была, кто не спеша думает… «Лепёшка»? И вовсе нет! Она хоть и полная, но сложена очень пропорционально, высокая; Ольга, например, едва ей будет по грудь. Она когда-то, лет двадцать назад, была чемпионкой по толканию ядра. Может быть, даже и чемпионкой СССР!

— С Еленой Григорьевной я договорилась.

Оп-ля! Сердце Ольгино подпрыгнуло и шлёпнулось в сладость и в радость, словно весёлая лягушка.

— Но я хочу тебе сказать… — Она держала Ольгу за плечо и мягко и крепко одновременно. — Я хочу тебе сказать, что это и в самом деле не выход. Ну вот обманули мы втроём твою маму… А во второй раз если это случится, а в третий?.. Тут уж ни Елена Григорьевна, ни я… да и тебе неловко будет. Разве нет?

Ольга кивнула. И, кивнув, уже не поднимала голову, а только слушала. В сердце медленно плавилась неприятность.

— Елена Григорьевна предлагает взять тебя на буксир кому-нибудь из наших ребят… — Тамара Густавовна сделала как бы выжидательную паузу. — А я, знаешь ли, не согласна!..

Ольга начала быстро-быстро кивать, не поднимая головы… Почему-то не помогали ей эти дополнительные занятия и буксиры. С нею сперва Коровина занималась, потом Лёнька Шуйский — ещё в третьей четверти прошлого года. Ей говорят, объясняют, а она прямо слушать не может — горит от стыда! Шуйский как начнёт:

«Ну это же элементарно! Смотри сюда, Лаврушка!.. — Потом пообъясняет, пообъясняет минут десять: — Ой, ну ты даёшь! Ты смотри сюда. Ты о чём думаешь вообще?!»

На третий или на четвёртый раз вытерпеть это уже просто невозможно!.. Другие могут. И даже очень многие. А у Ольги словно какой приступ начинается: краснеет, потеет, и все объяснения, которые ей пытаются вдолбить, не то что не понимает, а кажется, даже и вообще не слышит. Только сидит, головой кивает, словно полная долбёшка… Или она правда тупая какая-нибудь?.. Страшно было об этом думать.

— Ну и хорошо, что мы обе с тобой единого мнения на этот вопрос, — мягко произнесла Тамара Густавовна, спасая Ольгу от закипавших слёз. — Буксиры тебе не нужны!..

Тут она снова сделала паузу — как бы такой маленький бугорок, за которым вдруг не стало видно дальнейшей дороги разговора.

Ольга подняла глаза на учительницу и встретилась с её глазами — светло-серыми, большими, под тёмными козырьками бровей. Ниже левого глаза торчала крепкая бородавка или просто какой-то нарост. Оттуда, как из маленькой клумбочки, росло три распушённых волосины. Впервые Ольга подумала, что Тамара Густавовна, наверное, не так уж и красива.

Странно, про учителей почти никогда не думаешь: красивая — некрасивая, как про обычных людей, а только: добрая — злая.

Мысли эти очень быстро мелькнули и тотчас пропали в темноте, потому что Тамара Густавовна опять начала говорить:

— Вот я что хочу тебе предложить, Оля. Хочу тебе предложить самой стать воспитательницей… Подожди-подожди!.. Во втором классе. Знаешь такого учителя — Сергея Геннадиевича Ветрова? Завтра пойдёшь к нему. Он тебе даст ребёнка.

Ольга невольно улыбнулась. Так странно прозвучала эта последняя фраза.

— А что я с ним буду делать?!

— С кем? С ребёнком?

— Ну да.

— Будешь помогать ему. По русскому или по арифметике. Ну… в чём он нуждается. — И, не дав Ольге рта раскрыть: — Всё знаю… Мы только попробуем! Когда побольше ответственности, то оно лучше!

— А я согласна! — вдруг сказала Ольга.

С чем она согласна и чего она согласна — одному богу ведомо! Путаные мысли бродили в голове. Она то забывалась, то вспоминала про них вновь. «Жил на свете человек — скрюченные ножки, и гулял он целый век по скрюченной дорожке…» Ничего не поймёшь, ничего не решишь. А время летело! Солнечно-грустный осенний денёк прошёл мимо глаз, как невидимка.

Только уже на обратном пути, на платформе, когда поезд, по секундам вырастая, летел навстречу станции, Ольга огляделась кругом: господи, красота какая, тишина! И даже гитарой её не разрушишь!

Но потом снова за свои мысли.

Всё-таки зачем она согласилась, скажите на милость! Не хватает ей забот?.. Нет, это как раз понятно. Ей вожатой хотелось попробовать. Огонёк какой-то заманчивый светил: или оттого, что с Лёнькой и Родькой хорошо получалось, или оттого, что последнее время едва ли не любой в классе мог ей приказать да указать…

Когда примерно три недели тому назад назначали вожатых, о ней даже не подумали. Ольга и так и эдак пробовала. Даже сама предложила одного человека — Борю Сахаровского, чтоб потом и на неё обратили внимание.

А сама она о себе не напомнила. И оказалось, хорошо!

Когда уже набрали нужное количество народа (семь человек, но подумаешь: можно ведь и на одного больше!), Нелька Жужина попросила:

«А можно ещё меня?»

Сразу несколько голосов ей врезали:

«Ты сама-то сначала учись… Класс позорить… Жужжи, жужелица, дома!»

И даже Тамара Густавовна в тот раз промолчала.

А ведь некоторые пошли в вожатые, можно сказать, из-под палки. Машка Цалова весело толкала её в бок и пела шёпотом:

«Слава богу, слава чёрту, пронесло!»

Тут как раз ничего особенно плохого нет. Не каждому же должно нравиться быть вожатым. А Машка — искренний человек. Ольга вздохнула.

…Когда уже совсем подъезжали к городу, ей на колени вдруг упала сложенная вчетверо бумага. Ольга повернула голову от окна.

— Тебе записка, — подчёркивая голосом свою особую холодную вежливость, произнесла Машка. — Дома прочитай… Если хочешь!

И было непонятно: то ли «дома, если хочешь», то ли «прочитай, если хочешь». Но Ольга не посмела улыбнуться — так гордо и торжественно Машка удалилась на своё место.

Дома Ольга развернула записку. Это оказалось целое письмо! Даже непонятно было, когда Машка сумела его накатать! Многие слова были зачёркнуты густой-густой непролазной решёткой из синих линий, будто за этой решёткой сидели не простые слова, а львы. Ольга только головой покачала. Над каждой такой решёткой с особой тщательностью было выведено новое слово.

Весь текст этого большого письма для нашей истории не так важен. Машка припоминала случаи, когда она, Ольга, тоже думала, что Машка неправа, а выходило, что именно права. Разве не так?!

Ольга, конечно, могла бы вспомнить сто случаев, когда Машка кипятилась, грохотала, а выходило, что всё зря. Но не в том сейчас было дело. Ольга нашла наконец главное место в письме.

С него Машка, наверное, и собиралась начать, да так увлеклась доказательством своей правоты, что главное оказалось где-то в хвосте, затолканное целым полчищем надменных и ехидных слов.