Лора Инглз Уайлдер - Долгая зима

— Мэри! Это двадцать долларов! Ты уронила двадцать долларов! — вскричала Лора.

— Не может быть! — воскликнула Мэри.

— Ох уж этот Эдвардс! — покачал головой папа.

— Мы не можем взять эти деньги, — решительно произнесла мама, но в эту минуту раздался прощальный гудок уходящего поезда.

— Не знаю, как тут и быть, — сказал папа. Эдвардс уехал и пройдет много лет, пока мы его увидим снова. А может, и вовсе никогда не увидим. Весной он уедет в Орегон.

— Но Чарльз... Зачем он это сделал? — в недоумении пролепетала мама.

— Он подарил эти деньги Мэри, — ответил папа. — Пусть они у нее останутся, они помогут ей поступить в колледж.

Подумав с минуту, мама с ним согласилась и вручила двадцатидолларовую ассигнацию Мэри.

Мэри осторожно коснулась ее кончиками пальцев.

— О, как я благодарна мистеру Эдвардсу, — проговорила она, сияя от счастья.

— Надеюсь, что там, куда он поедет, они ему никогда не понадобятся, — задумчиво проговорила мама.

— Не беспокойся, — уверил ее папа, — Эдвардс нигде не пропадет.

На лице Мэри появилось мечтательное выражение, с которым она всегда думала о колледже для слепых.

— Мама, — сказала она, — если к ним добавить те деньги, которые ты получила в прошлом году от жильцов, у нас будет тридцать пять долларов и двадцать пять центов.

В субботу светило солнце и дул легкий южный ветерок. Папа возил сено с участка. Лошади и корова должны съедать много сена, чтобы не замерзнуть.

Мэри качалась на своей качалке в солнечных лучах, лившихся из окна. В руках у Лоры поблескивали стальные спицы — Лора плела кружева из тонких белых ниток для отделки нижней юбки. Сидя у самого окна, она то и дело выглядывала на улицу в ожидании Минни и Мэри Пауэр, которые должны были прийти к ним в гости со своими вышивками.

Мэри говорила о колледже, куда надеялась когда-нибудь поступить.

— Я стараюсь не отставать от тебя в занятиях, Лора. Хорошо, если бы и ты могла вместе со мной поехать учиться в колледж.

— Я, наверно, стану учительницей, — вздохнула Лора, — и поэтому не смогу никуда поехать. И потом, мне не хочется никуда уезжать.

— А мне больше всего на свете хочется поступить в колледж. Я всегда мечтала учиться. Ведь на свете столько всего интересного! Подумать только — я смогу все это узнать даже теперь, когда я ослепла! Конечно, если нам удастся скопить денег на колледж. Это просто чудесно, правда? — тихо сказала Мэри.

— Да, конечно, — согласилась Лора. Она тоже надеялась, что Мэри сможет поехать учиться. — Ой! Я все перепутала! — вдруг воскликнула она, распустила ряд и снова принялась набирать на тонкую спицу мелкие петли. — Господь помогает тому, кто помогает себе сам, и ты обязательно поедешь учиться в колледж, если только...

Лора забыла, что она хотела сказать. Петли расплылись у нее перед глазами, словно она стала слепнуть. Кругом ничего не было видно. Лора вскочила, катушка упала с колен и покатилась по полу.

— Что случилось? — забеспокоилась Мэри.

— Свет померк! — растерянно ответила Лора.

Солнце вдруг исчезло, все вокруг затянуло серой пеленой, на улице громко завыл ветер. Из кухни выбежала мама.

— Начинается буря! — воскликнула она, и в ту же минуту от сильного порыва ветра задрожал весь дом. Фасады лавок на другой стороне улице потемнели и растворились в снежных вихрях. — О, только бы Чарльз поскорее вернулся домой!

Лора отошла от окна, придвинула кресло Мэри поближе к печке и подбросила в огонь угля из ведерка. Вдруг в дом ворвался порыв ветра. Задняя дверь с грохотом хлопнула, и в комнату вошел папа. Он был весь в снегу.

— Я обогнал метель! — смеясь, воскликнул он. — Сэм и Дэвид галопом мчались домой и дали ей сто очков вперед!

Мама взяла у папы пальто и пошла в пристройку стряхивать снег.

— Ты вовремя приехал, Чарльз, — радовалась она.

Папа сел, протянул руки к печке и стал с тревогой прислушиваться к вою ветра.

— Надо накормить скотину, пока не стало еще хуже. — Папа поднялся со стула. — Если я немного задержусь, не беспокойся, Каролина. Твоя бельевая веревка отлично приведет меня домой.

Он вернулся, когда уже совсем стемнело, стряхнул с себя снег и растер замерзшие уши.

— Просто ужас, что творится! С каждой минутой холодает. Снег сечет словно дробь! Ты только послушай, как ревет этот ветер! — воскликнул он.

— Поезда, наверное, опять остановятся, — вздохнула мама.

— Ничего страшного, мы ведь жили и без железной дороги, — бодро отозвался папа, но поглядел на маму так, чтобы она поняла: при детях лучше об этом не говорить. — Нам здесь тепло и уютно, и мы уже не раз жили без всяких соседей и без лавок. Давайте лучше ужинать!

— А после ужина ты поиграешь нам на скрипке, хорошо? Пожалуйста, поиграй, папа, — попросила Лора.

после ужина она принесла папе скрипку, но, настроив струны и натерев канифолью смычок, он заиграл что-то странное. Глухой жалобный стон скрипки перебили высокие дикие звуки. Они звучали все пронзительней и выше и наконец растворились в пустоте, а потом с рыданием возникли снова. Но это были уже другие звуки — похожие на прежние и все же не совсем такие, словно там, в безмолвной пустоте, что-то изменилось.

Странная дрожь пробежала у Лоры по спине, мелкими иголками закололо в затылке, а из-под папиного смычка, поминутно меняясь, все лилась и лилась эта дикая неслыханная мелодия. Лоре стало совсем не по себе.

— Что это, папа? Что это за мелодия? — воскликнула она.

— Слушай. — Папа перестал играть и поднял смычок над струнами. — Так поет буря. Я всего лишь старался ей вторить.

Все стали молча слушать мелодию ветра. Наконец мама проговорила:

— Боюсь, нам и без твоей скрипки придется еще долго слушать эту песню.

— Ну раз так, сыграем что-нибудь другое, — отозвался папа. — Что бы вы хотели?

— Что-нибудь такое, чтоб согреться, — попросила Лора, и скрипка вместе с папой весело запела: «Малютка Анни Руни — вот кто моя любовь», а потом «Старая серая кобыла давно уже не та, что прежде».

Все развеселились, и даже мама принялась в такт песне притоптывать носками башмаков. А когда папа заиграл шотландский танец и ирландскую джигу, Лора с Кэрри дружно пустились в пляс и кружились до тех пор, пока совсем не обессилели.

Наконец папа убрал скрипку в футляр и велел девочкам ложиться спать.

Лоре ужасно не хотелось выходить из теплой комнаты и лезть наверх, где от стужи шляпки гвоздей покрыты мохнатой изморозью. Внизу все окна тоже замерзли, но при виде заиндевелых гвоздей Лоре почему-то всегда становилось еще холоднее.

Завернув в толстую фланель раскаленные утюги, она полезла по лестнице на чердак. Мэри и Кэрри следовали за ней. Воздух наверху был такой холодный, что пока они, дрожа, расстегивали и снимали башмаки и платья, у них даже носы замерзли.