Бьянка Питцорно - Диана, Купидон и Командор

– Или место швеи в ателье Масканьи – ведь там как раз освободилось одно, – ехидно добавила Сильвана, слезы которой давно высохли.

Тогда мама улыбнулась им самой надменной из улыбок Астрид Мартинец-Серра-Таверна и спокойно ответила:

– Спасибо, что вы все так обо мне печетесь, но, к счастью, подобные заботы передо мной не стоят. В день Епифании я уже буду в Буэнос-Айресе. Сразу после Рождества я уезжаю в Аргентину, к моему супругу.

Можешь себе представить, Тереза, реакцию всех присутствующих! У нас буквально открылся рот от изумления. Так вот о чем говорили эти письма! Манфреди организовывал для нас путешествие через океан! Во всяком случае, так подумали мы с Дзелией в это мгновение: «наше» путешествие. Я чуть не умерла на месте. Снова уезжать, сейчас, когда мы только привыкли к Серрате! Снова менять дом, школу, подруг… В новой далекой стране. Клянусь тебе, в тот момент мне казалось, что на меня пало какое-то проклятье: чемоданы, вечно чемоданы, долгое путешествие на корабле, постоянная тошнота и рвота… И жить снова с этим прохвостом Манфреди! Кто знает, чем он там занимается? И почему до сих пор не в тюрьме?

Дзелия тоже нисколько не обрадовалась и немедленно запротестовала:

– Я не хочу в Аргентину, я хочу жить в Серрате! Я не хочу уезжать! Тем более в середине учебного года! И я не знаю аргентинского!

– В Аргентине говорят по-испански, глупышка, – рассмеялась мама. – Этот язык очень похож на тот диалект, на котором говорят у Галинучи в деревне.

– Ну и что, испанского я тоже не знаю, – упрямо возразила Дзелия. Тут на нее вдруг нашло озарение: – А Галинуча? Она тоже поедет в Буэнос-Айрес?

– Дзелия, хватит! – сказала мама ледяным голосом – она умеет замораживать голос, когда хочет. – Перестань устраивать комедию! Кто вам сказал, что вы тоже поедете в Аргентину?

И она объяснила, что пока они с Манфреди окончательно не обоснуются в Аргентине, им придется много путешествовать, жить в гостинице… Говорила о новой работе Манфреди – что-то страшно важное, только я не поняла что. И не особенно-то верю. Сразу ясно, что никакой важной должности у него нет. Хотя бы потому, что билет для мамы он взял второго класса.

Но она так рада, что уезжает. Она задыхалась в Серрате на вилле «Верблюд» под тиранией старика. И все сказали, что понимают ее.

– А мы? – обиженно спросила Дзелия. – Что теперь будет со мной и Дианой? Ты нас бросаешь?

Тогда мама взяла ее на руки и стала осыпать ласками и поцелуями, приговаривая слова типа: «Мой белокурый ангел… У меня разрывается сердце… Мои дорогие доченьки… Это для вашего же блага… Когда-нибудь вы будете благодарить меня за это… Мне тоже очень грустно, но мы расстанемся совсем ненадолго, клянусь вам… Еще до следующего лета я за вами приеду… А пока вы станете изучать испанский для новой школы… И мы будем писать друг другу много писем…»

«Адресованные на абонентский ящик?» – чуть не вырвалось у меня, но я прикусила язык и промолчала.

– И потом, я оставляю вас в надежных руках, – заключила мама, с улыбкой смотря на тетю Лилиану. Я поняла, что еще до возвращения Командора она решила всучить нас тете и ждала подходящего момента, чтобы поставить вопрос так, чтобы тетя не смогла отказаться.

– Ты что, свихнулась? – ответила ей тетя Лилиана. – Я не желаю иметь с ними ничего общего и не желала бы, даже если бы все пошло по-другому. С этими маленькими врединами, невоспитанными нахалками и интриганками! Да отдаешь ли ты себе отчет в том, что это по их вине все мы оказались на улице? И у тебя, Астрид Мартинец, еще хватает наглости просить меня принять их в доме, которого у меня еще нет? Да знаешь, что я тебе скажу? Я специально найду себе такую крошечную квартирку, что никому из вас больше не придут в голову подобные мысли.

Тогда мама с надеждой взглянула на дядю Туллио.

– Вот уж нет! – как ужаленная подскочила на стуле тетя Офелия. – Ноги их не будет в моем доме! Они и так уже натворили довольно бед, поставив под вопрос замужество Сильваны, шпионя за нами, вмешиваясь в наши дела, подслушивая за дверью, роясь в наших шкафах…

– И украли мою старую игрушку, которую я так любила, – вставила Сильвана. – Пусть немедленно отдадут мне мою обезьяну!

Дзелия залилась слезами, а Галинуча, подслушавшая у двери, влетела в столовую как смерч и выхватила Дзелию из рук мамы, словно это была пасть крокодила:

– Да неужели вам не стыдно! – выкрикнула она громким голосом всем присутствующим. Будь у нее свободны руки, она наверняка уперлась бы ими в бока, и тон был именно такой, каким ругаются базарные торговки на рынке, чего мама попросту не переносила.

– А вы, синьора Астра, да вы просто потеряли голову от этого франта! И, небось, еще и благодарны ему, это после того-то, как он надул вас всех и профинькал состояние детей! И теперь еще и бежите по первому его зову, как вшивая собачонка за тем, кто протянет ей кусок колбасы! Да на вас жалко смотреть!

Мама, окаменев, не сводила с нее взгляда. Думаю, за всю ее жизнь ей в голову даже не приходила мысль, что обыкновенная служанка может говорить таким образом.

– Во всяком случае, о девочках можете не беспокоиться! Я заберу их с собой в деревню, к моей матери. Там, где едят пятеро, хватит и на семерых. И какой-нибудь святой нам поможет! – не терпящим возражений тоном заключила Галинуча.

Странно все-таки устроен человек, Тереза. Знаешь, о чем мне вдруг подумалось в этот момент? Мне пришло в голову не то, что мы надолго расстаемся с мамой, и кто знает, увидимся ли еще; не то, что теперь мы находимся еще в более бедственном положении, чем прошлым летом; не то, что Командор повел себя с нами как самый неблагодарный из людей. Мне почему-то подумалось, что деревня Галинучи – это прекрасное место на лоне природы, с тесными улочками, вымощенными булыжником, и деревянными кормушками для коров под развесистыми дубами, и старинной церквушкой, фотографировать которую приезжают со всех концов света. Только там, наверняка, нет достаточно широкой улицы или площади, чтобы играть в Троянскую войну.

Что само по себе глупо, так как в деревне нет и средней школы.

Но успокойся, мы все-таки не поедем с Галинучей в деревню. Базарные вопли Галинучи и отчаянный плач Дзелии разбудили Командора, и он явился в пижаме и шлепанцах узнать причину этого балагана.

Когда Галинуча вызывающим тоном объявила ему, что раз никто больше их не хочет, она забирает девочек на свое попечение в деревню. Он так расхохотался, так расхохотался, что ему даже пришлось присесть, чтобы удержаться на ногах.

Он сказал, что все мы полные идиоты, включая и нас с Дзелией, и что мы не поняли ничего из того, что он сказал. (На самом деле, это он плохо объяснил нам все, и Дзелия так ему потом и сказала. «Ты заставил меня плакать из-за ничего!» – упрекнула она его, и он попросил у нее прощения.)