Тамара Михеева - Две дороги - один путь

— Ой, можно я теперь! — затанцевала у стремянки Петька. Ей не терпелось попасть на чердак.

Будущий штаб Бродяг ей заранее нравился. Но единственное, что Петька увидела, когда Генка втянул её за руки на чердак, это груды мусора и слой пыли.

— Здорово… — выдохнул над Петькиным ухом забравшийся следом Сашка.

— Ага, если убраться, — заметила Ленка.

— Тогда давайте начнем! — предложила Петька.

Работа закипела тут же. Разгребали, выносили мусор, выметали пыль, мыли, скребли, оттирали. Петька взобралась на ящик и дотянулась до окна, закрытого ставнями. Она отогнула ржавый гвоздь, толкнула ставню и… У Петьки даже дыхание перехватило от света и красоты. Солнце золотым снопом ворвалось на чердак, заплясала в его лучах пыль.

— Идите сюда! — позвала друзей Петька.

Ребята столпились у окна. За ним было нагромождение крыш: плоских и покатых, горбатых, крытых железом и шифером, разноцветных, с путаницей труб, телевизионных антенн и проводов.

— Как в «Карлсоне», — сказала Ленка.

Закончили уборку чердака только к вечеру. Уставшие, чумазые, расселись на полу.

— Надо стулья какие-то… — неуверенно сказала Ленка.

— Папа обещал скамейки сколотить или табуретки, — сказал Генка. — А еще у нас есть большой сундук. Он старый, стоит и мешается. Может, принести?

— Конечно! — вскочила Петька. — Мы в него будем складывать костюмы и оружие…

— Какие костюмы? — не понял Лешка.

Все посмотрели на Петьку удивленно, она смутилась и уселась снова.

У Петушковых дома тоже был сундук. Огромный такой, окованный железом. В нем бабушка хранила свои старые театральные костюмы и множество разных вещичек: старинные бокалы, зеркальца, гребни, шкатулки и даже шпагу, правда, ненастоящую. Все это называлось одним словом — реквизит. Петька просто не представляла, что можно что-то еще хранить в таких сундуках.

— А что, неплохо, — сказал вдруг Сашка.

— Что?

— Ну, костюмы и оружие. Давайте играть!

Когда Сашка говорит: «Давайте играть!», — значит, дальше будет что-то очень интересное.

— Мы же Вольные Бродяги, да? А у них должны быть плащи, шляпы…

— И мечи, — вставил Лешка.

— Мне мама плащ сошьет, — сказала Ленка. — И вам тоже.

— А мечи мы сами сделаем из дерева, — решил Генка.

Ребята ударили по рукам, а Петька благодарно улыбнулась Сашке.

Когда Вольные Бродяги выбрались с чердака, оказалось, что на улице теплый синий вечер, со щекочущим ветром и запахами почти наступившего мая.

Петька набрала полные легкие вкусного воздуха и с шумом выдохнула.

— Здорово…

— Все равно, как-то пусто там, — думая, что она говорит про чердак, сказал Сашка.

— Конечно, пусто, — хмыкнул Лешка. — Надо ещё обставить. Вот Генчик сундук притащит и табуретки…

— Надо всем что-нибудь принести, — сказала Ленка. — У меня этажерка есть деревянная, я принесу. Можно на неё книги ставить. Соберем библиотеку.

— А я шкуру оленью принесу, — пообещал Сашка, у которого дедушка был охотником. — Мы её на пол постелим, тепло будет.

— Я тоже что-нибудь посмотрю, — сказала Петька.

На том и порешили. Постояли ещё немножко у Камня, глядя в синее небо, потом стали прощаться.

— Где же все-таки Олежка? — спросил Санька.

Олежка пришел поздно вечером к Петушковым. Аккуратно постучал в дверь.

— Олежек! — вскочила Петька.

— Опять… — вздохнула мама, уронив руки.

Папа скрежетнул зубами и углубился в газету. Петька открыла дверь.

— Лега…

Олежка был хмур. Кроме того, он стеснялся. Так же хмуро и стеснительно Олег посмотрел мимо Петьки на ее маму и спросил:

— Тетя Лера, можно я у вас переночую?

— Ну, о чем ты спрашиваешь, Олег! Конечно!

Из своего кабинета вышел дед, привлеченный шумом. Увидев Олега, он, как папа, скрежетнул зубами и сказал:

— Здравствуй, Олег. Зайди после всех… м-мм… процедур ко мне, хорошо?

— Ага, — понуро кивнул Олежка.

А дед крикнул на всю квартиру:

— Иван, Митя, идемте-ка ко мне!

Папа тут же отложил газету и пошел в кабинет, а Иван, выскочив из комнаты, начал возмущаться:

— Папа, ну что опять? Я же сотню раз просил не отрывать меня от заня… — но тут он увидел Олежку и умолк. Так же, как папа и дед, скрежетнул зубами.

— Лерочка, — попросил дед, — займись ребенком.

— Займемся, займемся, — раздался громовой бабушкин голос. — Не ваша забота. Ну-ка, умывайся и на кухню! — скомандовала она Олегу.

Олежка облегченно вздохнул и юркнул в ванную. Петька за ним.

— Опять? — спросила она, присаживаясь на край ванны.

— Угу, — мрачно ответил Олежка, умываясь почти что кипятком.

— Сильно?

— Да он не успел. Я из окна выпрыгнул. Стекло разбил.

— Ой, мамочка! — округлила глаза Петька, — ты хоть живой?

— Как видишь…

— Мамочка…

Олежка был Петькиным двоюродным братом, дедушкиным внуком, сыном его единственной дочери — Катеньки. Катенька была молодая и красивая. Она рано вышла замуж за Олежкиного отца, у которого, по словам бабушки, «поехала крыша». Скорей всего, бабушка была права, потому что в последнее время в него как черт вселился: он стал часто пить и буянить. Олежке попадало больше всех. Характер у него был взрывной и непримиримый. Он терпеть отца не мог. Недаром Ленка сказала как-то:

— Я с отчимом лучше живу, чем Олег с родным отцом.

Так и было. Обычно Олежка убегал из дома и бежал через весь город к Петушковым. Выдерживал все процедуры: ванну, чай с молоком, расспросы, разговор с дедом и дядюшками. А потом падал на диванчик в детской и болтал с Петькой. И если бы не мама с сестренкой, то никогда бы он отсюда не уходил. Дед, папа и Иван уже не раз забирали Катеньку с детьми к себе, грозили её мужу судом. Но Катенька плакала, жила у отца три дня, а потом собирала вещи и детей и уходила обратно к мужу, который клялся, что «больше не повторится», что это «спьяну и сдуру». Но проходило время, и все начиналось сначала. Приходил злой и заплаканный Олежка, звонил в полночь телефон, и плачущая Катенька говорила, что Олег куда-то пропал, а дедушка её успокаивал, что он здесь, где же ему еще быть, и что он настоятельно просит её подумать о разводе. Опять был мужской совет в дедушкиной комнате, и казалось, не будет этому конца.

После чая и разговора в кабинетике Олежку оставляли в покое. Они с Петькой усаживались в детской на старом протертом ковре со слонами и пальмами. Галчонок повисала на Олежкиных плечах. Олежка Галку любил не меньше своей Марьяшки, и Петька даже немножко ревновала. Она так привыкла с раннего детства, что Олежка всюду с ней, всегда рядом, что считала его чуть ли не своей собственностью. Она знала его сокровенные тайны, доверяла ему свои. Если бы спросили Петьку:

— Какой он, твой брат Олег?