Дэвид Алмонд - Мальчик, который плавал с пираньями

– Нет, Бог не за нас, – возразила Анни. – Он не защищает безумцев. Смотри, во что превратился наш прекрасный дом!

– Нет, это ты смотри! – вскипел Эрни. – Смотри, чего мы достигли! Как процветает дело! Деньги льются рекой! На столе вдоволь еды!

– На столе? – возмутилась Анни. – Да у нас теперь и стола-то нет!

Прихватив кусок торта, Стен потихоньку, не привлекая внимания, залез в свой шкаф. Там он раскрошил торт и скормил рыбкам. Их ротики открывались и закрывались, словно они пели «С днём рождения, Стен». И он тихонько подпевал.

Он опустил руку в воду – приласкать своих рыбок. Они тут же поднялись к поверхности и стали всматриваться в него крошечными тёмными глазками.

– Вы – мои лучшие друзья, – прошептал он.

Снаружи гремел голос Эрни: о продажах, о росте цен, о прибыли. Сардины-скумбрия-сельдь.

Стен покачал головой.

– Вся эта рыба никому не нужна, – шепнул он рыбкам. – Нужны только золотые рыбки. Только вы. Вы прекрасны. Лучше вас никого на свете нет.

Тринадцать рыбок согласно закивали, замахали плавниками и хвостиками. Стен хихикнул и улыбнулся. Он был уверен, что, умей рыбки улыбаться, они бы точно улыбнулись в ответ.

Снаружи меж тем воцарилась мёртвая тишина. Ни стука станков, ни криков, ни песен, ни споров. Внезапно дверца шкафа приоткрылась, и послышался тётушкин шёпот:

– Твой дядя думает.

– О чём? – спросил Стен, тоже шёпотом.

– Просто думает, – сказала Анни.

Они вместе вслушались в тишину.

– Может, подумает-подумает, да хоть в разум вернётся… – Анни вздохнула.

– Будем надеяться, – отозвался Стен.

Он тоже вздохнул и улыбнулся. Анни, присев на корточки у шкафа, пригладила его вихры. А золотые рыбки всё кружили в ведёрке вокруг его ладони.

Что ж. Теперь надо собраться с духом. Как иначе читать о том, что было дальше? Как осознать, что в мире существует такая подлость, такая трагедия? Что люди способны на такой грех?

Ты спросишь, что же такого ужасного произошло?

Мой чистый, мой невинный читатель! Твоё дело – читать. Или слушать. И рассматривать картинки. Но можно закрыть книжку и уйти. На свете много других книг, более светлых и счастливых. А здесь сейчас случится страшное. Уходи же, уходи скорее.

Не хочешь? Ну что ж… Читай дальше.

Глубокая ночь. С виду в доме 69 по Рыбацкому переулку всё спокойно. Стен крепко спит в шкафу. Ему снятся пластмассовые утки, золотые рыбки в ведёрке и девочкин глаз, глядящий сквозь кружочек на пыльном стекле.

Анни тоже прилегла. Ей снятся былые времена. Как они идут с мужем и племянником, держась за руки, и смеются. Идут они вдоль сияющей на солнце реки. На воде покачиваются огромные недостроенные суда. Там трудятся рабочие. На причале торгуют жареной рыбой с картошкой. И нигде, нигде нет станков, которые выплёвывают рыбные консервы. А Эрни нежен с ней. И он не кричит, а смеётся.

Эрни не спит. И не смеётся. На этот раз он сидит верхом на станке, отделяющем филе от костей. Он напряжённо думает. Думает и думает. И тут его посещает видение – великолепное, замечательное, ужасное видение. Он знает, что обязан отмести, отмахнуться, отвергнуть всё, что подсказывает это видение, обязан перебороть его, положить на обе лопатки.

И он пробует.

Он бормочет себе под нос:

– Нет. – И сжимает кулаки. – Ни за что!

Всё вокруг погружено в сон… все станки, все механизмы. Тихонько потрескивает электросчётчик, булькает вода, шипит пар. Эрни знает, что это его станки, его друзья, и они ждут его приказаний. Раз – и то, что ему привиделось, произойдёт наяву.

Но он продолжает сопротивляться.

– Нет. A-а-а-а! Не могу! Нельзя!

Ночь становится ещё чернее и глуше, а видение не исчезает, а наоборот – подступает снова и снова, но Эрни по-прежнему твердит:

– Нет. Нет. Нет!

И вот – предрассветный час. Самый мёртвый, самый стылый час ночи. Самый чёрный.

– Нет, – шепчет Эрни в последний раз, но, ещё даже не договорив, он слезает с разделочного станка, крадётся на цыпочках мимо спящей жены. В руке у него сковородка. И все станки в доме вздыхают – одни от ужаса, другие от радости. Они знают, что собирается сделать их хозяин.

– Смелее, – шепчет он сам себе, на цыпочках подкрадываясь к дверце шкафа, где спит племянник. – Да, это ужасно. Но цель оправдывает всё. Да, это жестоко, но мы станем очень богаты и знамениты. Мы прославимся. И тогда на нас никто не посягнёт! Нас никто не закроет. Сделай это, Эрни. Сделай. Для будущего, для семьи, для бедного маленького Стена…

Он открывает дверцу. Сноп лунного света падает на спящего мальчика и на ведёрко. Там плещутся рыбки – красивые, нежные, золотые. Эрни уже всецело погрузился в своё видение. И противиться неизбежному уже не в силах. Усмехнувшись, он запускает в воду пятерню, и вылавливает рыбок, одну за другой, одну за другой, – и бросает на сковородку.

Двенадцать пойманы. Задыхаясь, они извиваются, корчатся на сковородке. Тринадцатая чудом уворачивается от пальцев Эрни. Снова и снова. Он недовольно морщится, цокает языком.

– Да стой ты! Ух, малявка противная!

Мальчик шевелится во сне. Эрни приседает, замирает как статуя, едва дышит. Двенадцать рыбок открывают ротики в мучительном безмолвном отчаянии. Мальчик спит. Эрни прикрывает дверцу шкафа, отползает прочь.

– Пошли со мной, милашки, – шепчет он рыбкам. И спешит к своим станкам. – Больно не будет, ни капельки, – приговаривает он.

Он нажимает кнопки, дёргает рычаги, щёлкает переключателями. И улыбается, улыбается во весь рот. До ушей. И сжимает кулаки. Станки оживают, приступают к работе. Эрни прыгает и скачет от радости.

Стен просыпается, когда за окном уже светло. Просыпается без будильника, без гудка, без сирены. Он трёт глаза, испуганно вскидывается:

– Я опоздал?

И тут взгляд его падает на пустое ведёрко.

Единственная рыбка поднимается из глубины. И делает ротиком о‑О-О‑о! И Стен слышит, нутром слышит её истошный крик.

Мои собратья! Мои сотоварищи! – взывает рыбка.

– Твои сотоварищи! – повторяет Стен. – Где они?

Рыбка плывёт бочком, отворачивается, не смотрит ему в глаза. Их похитили!

– Похитили? Что значит «похитили»? Кто похитил?

Нет ответа. Рыбка уплывает на самое дно и горюет там молча.

И тут снаружи слышится крик.

Крик радости. Крик триумфа.

– Да! ДА! ДА! ДА!

– Нет! – Анни ахает.