Сесилия Джемисон - Приемыш черной Туанетты

– Я думаю, ма прибьет меня за то, что я удрал. Я боюсь идти к ней, я лучше пойду раньше на берег и подожду, пока пройдут первые минуты.

– Селина ничего не сделает тебе, – уверенно отвечал Филипп. – Она очень обрадуется, когда увидит тебя.

– Ма уверена, что я умер, – говорил Лилибель, все еще сомневаясь в благоприятной для него встрече. – И я думаю, что она с ума спятит, когда увидит меня живым.

Филипп засмеялся былым веселым смехом.

– Пойдем, пойдем, не бойся! Селина так добра, она не тронет тебя!

Наспех поблагодарив кочегара, он стрелой помчался со станции, через Элизианское поле, на Королевскую улицу, почти не останавливаясь для отдыха. Филипп больше не был жалким, грязным странником, он уже не думал о своем недомогании, изодранном, запыленном платье, о всклокоченных волосах и загорелой коже. После долгих дней ожидания, трудов, усталости и волнений он был снова Филипп Туанетты, бегущий по Королевской улице к Селине.

Проходя мимо собора, он остановился, чтобы заглянуть в сад. Как хорошо там было! Да, душистая олива стояла в цвету и жасмин сиял белыми звездами, а на грядках пышно цвели фиалки. Прижав худое личико к железной решетке, он жадно вдыхал знакомый запах.

– О, как хорошо быть дома! – воскликнул он с лучезарной улыбкой. – А что скажет Селина? То-то удивится, увидя нас!

Филипп был так уверен в том, что они найдут Селину на старом месте, что мысль об ее отсутствии не приходила ему в голову. Даже когда он приблизился к портику старого банка и не увидел ни Селины, ни ее стойки, он не поверил глазам и стоял в изумлении, глядя на пустое место – на то место, где она всегда сидела, еще издали встречая его приветливой улыбкой. Но теперь здесь ничего не было, решительно ничего из ее вещей. Высокие колонны и красивый портик казались маленькими и жалкими без Селины. Это место выглядело пустынным и скучным, и вид холодного серого камня заставил сердце Филиппа сжаться.

– Где же моя ма? – прошептал Лилибель, выпучив от изумления глаза. – Она ушла, ее нет здесь. – И он вздохнул, наполовину с облегчением: наказание отдалилось на время.

Филипп молчал, у него не было слов для выражения горя. Вытерев набежавшие слезы, он зашел в соседнюю лавочку спросить о Селине. Когда-то вся соседская округа знала Селину, но теперь в лавочке был новый хозяин, он торговал здесь всего год и не видел никакой стойки под портиком старого здания. Филипп вышел опечаленный и задал тот же вопрос другим по соседству. Да, здесь была раньше старая негритянка, но ее уж нет с год или больше, и неизвестно, куда она девалась. Вот все, что ему могли сообщить.

– Может быть, моя ма умерла! – всхлипывал Лилибель.

Он не мог придумать ничего другого, что заставило бы его мать расстаться со своей старой стойкой.

– О, не говори этого! – рассердился Филипп. – Она не умерла, а только ушла отсюда, и мы должны разыскать ее!

Стараясь собраться с мыслями, он соображал, как одолеет неожиданное препятствие.

После раздумья Филипп почти спокойно сказал Лилибелю:

– Ты иди к дому Селины и посмотри, там ли она, и если ее нет, постарайся выяснить, где она, а я пойду к церкви Святой Марии узнать, вернулся ли отец Жозеф. Я буду ждать тебя на ступеньках. Беги как можно скорей и приведи с собой Селину.

Лилибель не стал ждать вторичного приказания и бросился бежать, желая скорее исполнить поручение Филиппа. Да он и сам беспокоился: не случилось ли чего с его ма?

После его ухода Филипп повернул обратно – и какую жалкую, растерянную фигурку представлял он собой теперь, в это яркое весеннее, солнечное утро! Проходя вновь мимо собора, он не замечал уже ни цветов, ни благоухания сада: опустив голову, он брел медленно и устало.

У входа в церковь Филипп остановился, увидев священника, выходившего в эту минуту, – это был маленький старичок, добродушный на вид, и Филипп, остановив его, спросил дрожащим голосом, вернулся ли отец Жозеф.

– Отец Жозеф? О, нет! Он еще не вернулся, но мы ждем его со дня на день. – И, скользнув взглядом, патер прошел дальше.

На минуту лицо Филиппа просияло.

«Со дня на день, со дня на день! – думал он. – Ведь это, может быть, и нынче! Я посижу на ступеньках, подожду Лилибеля, – чего доброго, тем временем приедет и отец Жозеф!»

Отец Жозеф не приехал, но через некоторое время показался Лилибель, запыхавшийся и взволнованный.

– Она не умерла, – кричал он еще издали, – но ее нигде нет! Одна цветная женщина сказала мне, что она выехала в деревню. Я был на берегу и узнал, что катер отходит сегодня вечером. Я поеду катером в деревню и поищу для вас, мастер Филипп, мою ма и тем же катером вернусь. Эта женщина дала мне несколько бисквитов и кусок пирога. Я и вам принес немножко, ешьте, у меня еще осталось, я поем на катере. А вы, мастер Филипп, ждите, пока я приеду с моей ма.

В эту ночь старый служка архиепископского двора, запирая ворота сада, увидел маленькую, жалкую фигурку, свернувшуюся на траве в углу сада и крепко спавшую, обхватив одной рукой узелок.

«Какой-то бедный маленький оборвыш, – подумал старичок. – Пусть себе спит!»

И Филипп остался ночевать в архиепископском саду.

Как только рассвело, он проснулся, выбрался из сада, слабый телом, но сильный духом. Утром он решил отыскать Дею. Он знал, что она живет на улице Виллере, но он никогда не был у нее и не знал точно ее дома. Все же он надеялся разыскать ее, расспрашивая людей.

По дороге к улице Виллере он остановился взглянуть на старый мамочкин сад. Было еще рано, и некому было видеть изумление Филиппа, увидевшего, как изменилось старое гнездо. Штукатурка на стене была обновлена, железные украшения на воротах блестели, как новые. Непокорная лоза не перелезала через стены, деревья были тщательно подстрижены, а дорожки и грядки расчищены. Перед домиком Туанетты стоял красивый дом, новый, белый, с высокими колоннами, большими верандами и тенистыми беседками. Неужели это тот самый старый заброшенный сад? Да, вот те же сломанные белые решетки, обвитые зеленью, те же дубы и магнолии, и кусты, покрытые розами. Но где его мамочка? Где Майор и Певец? Их нет здесь, а их место заняли чужие. Это уже не его дом… С раздирающим душу рыданием оторвался он от решетки и побежал через Урсулинскую улицу на улицу Виллере.

Прислонившись к забору, Филипп горько рыдал, он совсем пал духом.

Долго блуждал Филипп вверх и вниз по улице, но безрезультатно. Он не находил никого, кто знал бы о скульпторе по воску, но наконец, когда почти была потеряна надежда разыскать кого-нибудь, в одном из домиков ему рассказали о Дее и ее отце.

– Да, они жили в соседнем домике – художник с маленькой дочерью, но они выехали. Уже давно приехал незнакомец и забрал их. Говорили, что они уезжают во Францию.