Виталий Бианки - Лесная газета. Сказки и рассказы (сборник)

Таня и говорит мальчикам:

– Эх вы, трусишки! Да ведь моя Латка впереди нас побежит, нам дорогу указывать будет. Уж не собьётся с пути: она дорогу носом видит.

Уговорила мальчишек.

Вошли они в лес – совсем темно, дороги в потёмках не видно. А Латка впереди бежит – Латку ребятам видно: мелькает впереди белая Латкина спина. Белое на чёрном даже в потёмках видно.

Шли так ребята, шли – ночью дорога куда дольше кажется – шлёпали, шлёпали… И вдруг повалил снег!

Первый в году снег, а густой-густой, крупными хлопьями – всё кругом закрыл.

И Латка вдруг затявкала, затявкала и умчалась куда-то прочь. Верно, заяц на дорогу вышел – зайца погнала.

Прошли ребята немного вперёд, чувствуют – под ногами у них неутоптанная земля. Ещё маленько прошли – на кусты стали натыкаться, на деревья… Дорога совсем куда-то потерялась.

Пошли ребята назад – как, им казалось, только что шли. Нет дороги. Взяли вправо – нет дороги, чаща. Повернули налево, шли, шли – лес будто реже, верхушки деревьев стали видны, а дороги всё равно нет.

Остановились ребята: поняли, что заблудились…

Мальчишки посопели-посопели – и в рёв!

Тане хуже всех: ведь это она уговорила маленьких Колю и Толю не дожидаться лошади, самим домой идти. Теперь и поедут за ними – не найдут в лесу, раз уж с дороги сбились. И Тане одной отвечать.

Таня усадила мальчиков под шатёр большой ели; даже в темноте разобрала, что это ель: здорово колется…

А Коля и Толя в голос ревут, причитают:

– Пропали наши головушки! Мы на холоду замёрзнем, нас волки-медведи съедят!..

– Цыц, вы! – Таня на них. – Никаких тут волков-медведей сто лет нет – всех повывели.

А самой как раз и вспомнилось: вчера только мать рассказывала, что объявился в лесу за озером медведь. Тёлку задрал. Долго ли ему сюда перебежать?.. И ух как страшно самой стало! Хотела ещё Латку крикнуть – голос перехватило: а ну как вместо Латки да медведь услышит!..

Мальчики замолчали, только всхлипывают. Слышно в тишине: мягко так падают холодные пушинки на землю, на ветки. Чуть шебуршит в лесу.

И вдруг послышалось Тане – шум какой-то издали! Ближе, ближе… Будто баба-яга – костяная нога идёт по дороге, клюкой постукивает.

Ближе, ближе… Цок-цук! Цок-цук! Цок!..

Мальчики всхлипывают, ничего не слышат. А у Тани прямо сердце зашлось от страха. Хоть бы Латку сюда: она бы носом разобрала, что там…

Между тем в деревне уже хватились Тани и мальчиков: уж ночь, снег повалил, а ребят всё нет из школы.

Колхозники живо запрягли лошадь, и Танина мать погнала в школу: думала, ребята ещё там.

Въехала в лес. Стучат лошадиные подковы по мёрзлой земле, дорога снегом покрыта – видна в темноте.

Доехала быстро. Но школа оказалась закрытой, а сторожиха сказала, что Таня с обоими мальчиками ушла домой ещё в сумерки.

– Не иначе как с дороги сбились, в лесу плутают, – догадалась мать. – Замёрзнут малыши!

И погнала лошадь назад: живей народ собирать – да в лес!

… Таня слушала, замерев от страха. Но стук копыт бабы-яги – костяной ноги, приблизившись, вдруг стал отдаляться, отдаляться и затих вдали. Страх отпустил Таню.

И вдруг что-то холодное, мокрое ткнулось Тане в руки: собачий нос!

– Латка, Латочка! – прошептала Таня. – Собачушка моя!..

И к Тане в один миг вернулась вся её смелость.

– А ну, ребятишки, побежали! – весело скомандовала она мальчикам. – Латка нас живо выведет!

И правда: они прошли совсем немножко по всё редевшему лесу – и вышли в поля. Тут было гораздо светлее. К тому же и снег перестал падать. На белом поле хорошо были видны чёрные «заплатки» на боках у бежавшей впереди Латки: чёрное на белом даже в потёмках видно.

Прямиком через поля и добежала Таня с мальчиками до своего дома. Утки услыхали её из курятника и громко закрякали: «Квяк! квяк! квяк!» А из-за угла улицы раздалось вдруг: «Цок-цук! Цок-цук! Цок!», будто баба-яга – костяная нога идёт, по мёрзлой земле клюкой постукивает.

– Тпру-у! – крикнула мать. – Никак, ты, Танюша?

– Я, я, и с мальчиками! Нас Латка довела!

Ну, как узнали про всё это ребятишки – сразу зауважали Латку, собачку испанской породы, коротконожку, уши до полу, хвост культяпочкой, сама белая, а по бокам и на глазу – чёрные пятна, как заплатки.

Старый медвежатник сидел на завалинке и пиликал на скрипке. Он очень любил музыку и старался сам научиться играть. Плохо у него выходило, но старик и тем был доволен, что у него своя музыка. Мимо проходил знакомый колхозник и говорит старику:

– Брось-ка ты свою скрипку-то, берись за ружьё. Из ружья у тебя лучше выходит. Я сейчас медведя видел в лесу.

Старик отложил скрипку, расспросил колхозника, где он видел медведя. Взял ружьё и пошёл в лес. В лесу старик долго искал медведя, но не нашёл даже и следа его.

Устал старик и присел на пенёк отдохнуть.

Тихо-тихо было в лесу. Ни сучок нигде не треснет, ни птица голосу не подаст. Вдруг старик услыхал: «Дзенн!..» Красивый такой звук, как струна пропела.

Немного погодя опять: «Дзенн!..»

Старик удивился: «Кто же это в лесу на струне играет?»

А из лесу опять: «Дзенн!..» – да так звонко, ласково.

Старик встал с пенька и осторожно пошёл туда, откуда слышался звук. Звук слышался с опушки.

Старик подкрался из-за ёлочки и видит: на опушке разбитое грозой дерево, из него торчат длинные щепки. А под деревом сидит медведь, схватил одну щепку лапой. Медведь потянул к себе щепку и отпустил её. Щепка выпрямилась, задрожала, и в воздухе раздалось: «Дзенн!..» – как струна пропела.

Медведь наклонил голову и слушает.

Старик тоже слушает: хорошо поёт щепка!

Замолк звук – медведь опять за своё: оттянул щепку и пустил.

Вечером знакомый колхозник ещё раз проходит мимо избы медвежатника. Старик опять сидел на завалинке со скрипкой. Он пальцем дёргал одну струну, и струна тихонечко пела: «Дзинн!..»

Колхозник спросил старика:

– Ну что, убил медведя?

– Нет, – ответил старик.

– Что ж так?

– Да как же в него стрелять, когда он такой же музыкант, как и я?

И старик рассказал колхознику, как медведь играл на расщеплённом грозой дереве.

Когда я в первый раз увидел Лая, я подумал, что он волк. Ростом он с волка, и уши у него торчком, как у волка, и масти он серой, волчьей. Только толстый хвост лежит у него на спине кренделем. Но я тогда был маленький и не знал, что такой хвост бывает только у лаек, а у волка он висит книзу тяжёлым поленом.

Бабушка объяснила мне, что Лай – волчий пёс: отец и мать его – сибирские лайки, а дед был настоящий волк. Потом бабушка стала рассказывать мне, какой Лай умница, какой он верный и добрый друг. На охоте ему цены нет и дома тоже. Бабушка рассказала мне всю его жизнь.