Лидия Чарская - 7 историй для девочек

Консуэло, пылкая и мужественная в такого рода происшествиях, вытащила из-за пазухи нож с крепким и острым лезвием: голос целомудрия и предчувствие опасностей, от которых самоубийство всегда может избавить энергичную женщину, побудили ее захватить с собой это оружие. Она воспользовалась моментом, когда все путешественники ушли вперед, в том числе и возница, не имевший больше оснований опасаться, что лошадь будет горячиться, и быстрым уверенным движением расширила узкую щель между глазком и спинкой экипажа настолько, чтобы можно было заглянуть во внутренность таинственного хранилища. Каковы же были ее удивление и ужас, когда она увидела в тесном ящике, куда воздух и свет проникали только через проделанную вверху щель, мужчину огромного роста, с заткнутым ртом, окровавленного, с туго связанными руками и ногами; он лежал, согнувшись вдвое, в страшно неудобном, мучительном положении. Лицо, насколько его можно было разглядеть, отличалось мертвенной бледностью и, казалось, было искажено предсмертной судорогой.

Похолодев от ужаса, Консуэло выскочила из экипажа, догнала Иосифа и украдкой сжала ему руку, давая знать, чтобы он отошел с ней подальше от остальных.

Опередив компанию на несколько шагов, она чуть слышно проговорила:

– Мы погибли, если сейчас же не убежим: люди эти – грабители и разбойники. Я только что убедилась в этом. Ускорим шаг и бежим от них куда глаза глядят. У них есть какое-то основание обманывать нас.

Иосифу пришло в голову, что страшный сон расстроил его спутницу. Он едва понимал, что она говорит. Сам он чувствовал какую-то непривычную вялость и резь в желудке: очевидно, хозяин трактира подмешал в вино какие-то вредные и опьяняющие снадобья. Иосиф не сомневался, что он не настолько нарушил свою обычную умеренность, чтобы чувствовать себя таким сонным и ослабевшим.

– Дорогая синьора, – ответил он, – вы под впечатлением какого-то кошмара, и, слушая вас, мне кажется, что я сам поддаюсь ему. Будь эти славные люди даже бандитами, как вы думаете, скажите, на какую богатую добычу могут они рассчитывать, захватив нас?

– Не знаю, но боюсь; и если бы вы, как я, своими глазами видели убитого человека в экипаже, в котором мы едем…

Здесь Иосиф не мог не рассмеяться, до того заявление Консуэло в самом деле походило на галлюцинацию.

– Ах! Да неужели вы не замечаете и того, что они обманывают нас и везут к северу, оставляя и Пассау и Дунай позади? – с жаром продолжала она. – Смотрите, где солнце, и обратите внимание, по какой пустыне мы движемся, вместо того чтобы подъезжать к большому городу!

Иосиф наконец проникся сознанием, что ее наблюдения вполне правильны и, можно сказать, летаргическое спокойствие, в каком он пребывал, начало постепенно рассеиваться.

– Ну что ж, идемте, – сказал юноша, ускорив шаг. – Их намерения сразу выяснятся, если они против нашей воли захотят удержать нас.

– А если нам не удастся ускользнуть сейчас, то не теряйте хладнокровия, Иосиф, слышите! Нужно будет перехитрить их и улучить другой момент. Тут она дернула его за руку и притворилась, будто хромает еще сильнее, чем вынуждала боль ноги, но все-таки пошла быстрее. Не успели они сделать так и десяти шагов, их окликнули сначала дружески, а затем более строго. Звал г-н Мейер, но так как они не обращали на него внимания, вслед им полетела энергичная брань остальных спутников. Иосиф оглянулся и с ужасом увидел направленный на них пистолет возницы.

– Они убьют нас, – сказал он Консуэло, замедляя шаг. – А разве мы еще находимся на расстоянии выстрела? – хладнокровно спросила она, увлекая его вперед и пускаясь бежать.

– Не знаю, – ответил Иосиф, стараясь остановить ее, – поверьте мне, нужный момент еще не настал. Они будут стрелять.

– Остановитесь или я уложу вас на месте, – крикнул возница, бежавший быстрее их, с пистолетом в вытянутой руке.

– Теперь надо брать смелостью, – сказала Консуэло, останавливаясь, делайте и говорите то же, что я, Иосиф.

– Эх, – громко проговорила она, оборачиваясь и смеясь с апломбом хорошей актрисы, – если бы только больные ноги не мешали мне дальше бежать, я показал бы вам, что подшутить над нами вам не удастся.

Глядя на смертельно бледного Иосифа, она притворно громко расхохоталась и, указывая приближавшимся к ним другим спутникам на своего растерявшегося товарища, воскликнула с прекрасно разыгранной веселостью:

– Он поверил! Бедный мой товарищ поверил! Ах, Беппо! Я не считал тебя таким трусом. Ну, господин профессор, взгляните-ка на Беппо, он на самом деле вообразил, что его хотят пристрелить!

Консуэло нарочно говорила по-венециански, своей веселостью сдерживая пыл человека с пистолетом, ни слова не понимавшего на этом наречии. Г-н Мейер также сделал вид, будто смеется. Затем, повернувшись к вознице, он сказал ему, подмигивая глазом (что прекрасно подметила Консуэло):

– Какая глупая шутка! Зачем пугать бедных детей?

– Мне хотелось узнать, насколько они храбры, – ответил тот, засовывая пистолет за пояс.

– Увы! Господа будут о тебе неважного мнения, друг Иосиф, – лукаво проговорила Консуэло. – А вот я не испугался, отдайте мне в этом справедливость, синьор Пистолет!

– Вы молодец! – заметил Мейер. – Из вас вышел бы славный барабанщик, и вы, не моргнув, отбарабанили бы штурмовой марш, шагая во главе полка и нимало не заботясь о свистящих вокруг снарядах.

– О! Это еще неизвестно, – возразила она, – может, и испугался бы, поверь я, что он и вправду хочет нас убить. Но нам, венецианцам, знакомы всякие проделки, и нас не так-то легко провести.

– Все равно, это шутка дурного тона, – возразил Мейер и, обернувшись к вознице, для виду слегка пробрал его.

Но Консуэло трудно было провести. По их интонациям она поняла, что они обсуждали происшедшее и пришли к заключению, что ошиблись, заподозрив юнцов в желании убежать.

Усевшись снова со всеми в экипаж, Консуэло, смеясь, обратилась к г-ну Мейеру:

– Согласитесь, что ваш возница с пистолетом – чудак; я буду теперь звать его синьор Пистолет. Все же, господин профессор, сознайтесь, что его шутка не так уж нова.

– Немецкая шуточка, – заметил Мейер. – В Венеции это проделывают остроумнее, не правда ли?

– А знаете, что на вашем месте проделали бы итальянцы, если бы им вздумалось подшутить над нами? Они завели бы экипаж за первый попавшийся придорожный куст, а сами спрятались бы. И вот мы оба обернулись и, никого не увидев, подумали бы, что это дьявольское наваждение. Кто бы тогда был в дураках? Прежде всего я, едва передвигающий ноги, да и Иосиф тоже, испугавшийся, точно корова, заблудившаяся в Богемском Лесу, – он решил бы, что его бросили в этой пустыне!