Лидия Чарская - 7 историй для девочек

– Вот как! – сказал Карл. – Что скажете на это, Генрих?

– То, что королева Наваррская вольна ходить, куда ей хочется, но я сомневаюсь, чтобы она вышла из Лувра.

– А я в этом уверен, – ответил герцог Гиз.

– Я тоже, – добавил герцог Анжуйский, – и это подтверждается тем обстоятельством, что ее носилки стояли в переулке Клош-Персе.

– В ее прогулке, наверно, участвует и ваша невестка; не эта, – сказал Генрих Наваррский Гизу, указывая пальцем на дом Конде, – а та, – и обратил палец в ту сторону, где находился дом Гизов. – Когда мы уходили, они были вместе; да вы сами знаете, что они неразлучны.

– Я не понимаю, о чем говорит ваше величество, – ответил Гиз.

– Наоборот, все очень ясно, – возразил король, – недаром два франта были при носилках, у каждой дверцы свой.

– Хорошо, – сказал герцог Гиз, – раз королева и моя невестка явно совершают неподобающий поступок, то передадим его на суд короля, чтобы прекратить такой соблазн!

– К чему? – сказал Генрих Наваррский. – Оставьте в покое и принцессу Конде, и герцогиню Невэрскую… Король не боится за свою сестру… а я доверяю своей жене.

– Нет, нет, – возразил Карл, – я хочу вывести это дело на чистую воду, но мы займемся им сами. Так вы говорите, что носилки остановились в переулке Клош-Персе?

– Да, сир, – ответил герцог Гиз.

– А вы нашли бы то место, где они остановились?

– Да, сир.

– Тогда идем туда, и если понадобится сжечь дом, чтобы узнать, кто там находится, его сожгут.

С этими намерениями, обещавшими мало хорошего тем, о ком шла речь, четыре представителя владетельных особ христианского мира направились на улицу Сент-Антуан, а затем свернули в переулок Клош-Персе.

Карл хотел ограничить это дело семейным кругом; поэтому он отпустил сопровождавших его дворян, предоставив им провести ночь, как хотят, но приказал быть около Бастилии к шести часам утра и привести с собой двух верховых лошадей.

В переулке Клош-Персе было всего три дома, и отыскать нужный оказалось тем легче, что жильцы двух домов охотно соглашались впустить к себе; один дом примыкал к улице Сент-Антуан, а другой – к улице Руа-де-Сисиль.

Совсем по-другому показал себя третий: это был тот самый дом, который находился под охраной швейцара-немца, а немец был не из сговорчивых людей. Казалось, что в эту ночь Парижу было предназначено судьбой явить миру два образца верных слуг.

Напрасно герцог Гиз грозил немцу на самом чистом немецком языке, напрасно герцог Анжуйский предлагал кошелек, набитый золотыми, напрасно Карл решился объявить себя начальником патруля – честный немец не обращал внимания ни на угрозы, ни на золото, ни на приказ. Увидев, что непрошеные гости от него не отстают, даже наоборот – становятся еще назойливее, он просунул сквозь прутья железной решетки дуло уже знакомой аркебузы, что вызвало лишь смех у трех пришельцев (Генрих Наваррский стоял в стороне, как будто все это дело его нисколько не касалось); а смех вызывало то обстоятельство, что дуло, засунутое между прутьями решетки, нельзя было повернуть ни в ту, ни в другую сторону, и оно представляло опасность только для человека, который сам встал бы прямо против дула, то есть только для слепого.

Убедившись, что привратника нельзя ни подкупить, ни уговорить, ни запугать, герцог Гиз сделал вид, что уходит вместе со своими спутниками, но это отступление было недолгим. На углу улицы Сент-Антуан герцог нашел, что было ему нужно: камень, вроде тех, какими действовали три тысячи лет тому назад Аякс Теламонид и Диомед; герцог взвалил его себе на плечо и, сделав знак спутникам идти за ним, вернулся к дому. Как раз в эту минуту привратник, увидев, что те, кого он принимал за злоумышленников, ушли, стал запирать калитку, но не успел еще задвинуть засовы. Герцог Гиз воспользовался этим и, как живая катапульта, метнул камень. Замок вылетел вместе с куском стены, в которую был вделан, и дверь распахнулась, опрокинув немца; но, падая, он закричал изо всей мочи, чтобы поднять тревогу в гарнизоне, который подвергался большой опасности оказаться застигнутым врасплох.

В это самое время Ла Моль и Маргарита занимались переводом одной из идиллий Феокрита, а Коконнас, уверяя, что он тоже древний грек, приналег на сиракузское вино – конечно, с участием Анриетты. И разговор научный, и разговор вакхический были прерваны насильственным вторжением.

Коконнас и Ла Моль сейчас же потушили свечи, открыли окна, выбежали на балкон, увидели в темноте каких-то четверых мужчин, подняли ужасный стук шпагами, не достававшими до неприятеля, а ударявшими плашмя только по стене дома, и забросали пришельцев всем, что попадало под руку. Карла, самого ярого из осаждавших, ударило в плечо серебряным кувшином, на герцога Анжуйского свалился таз с компотом из апельсинных ломтиков и цедры, в герцога Гиза попал кабаний окорок.

Один Генрих Наваррский остался невредим. Он шепотом расспрашивал привратника, которого герцог Гиз привязал к воротам; но немец на все вопросы твердил неизменное «Verstehe nicht».

Женщины подзадоривали мужчин и подавали им метательные снаряды, которые градом сыпались на осаждающих.

– Смерть дьяволу! – крикнул Карл IX, когда упавший на голову табурет надвинул ему шляпу на нос. – Сейчас же отоприте дверь, или я велю перевешать всех, кто там, наверху!

– Брат! – шепотом сказала Маргарита Ла Молю.

– Король! – передал Ла Моль Анриетте.

– Король! Король! – шепнула Анриетта Коконнасу, в то время как пьемонтец подтаскивал к окну сундук, чтобы прикончить герцога Гиза, с которым все время имел дело, его не узнавая. – Король, говорят вам!

Коконнас бросил сундук и удивленно посмотрел.

– Король? – спросил он.

– Да, король.

– Тогда играем отступление.

– Э-э! Маргарита и Ла Моль уже бежали. Идем!

– Куда?

– Идем, раз я говорю!

И Анриетта, схватив Коконнаса за руку, увела его в потайную дверь, выходившую на соседний двор; все четверо, заперев за собой дверь, убежали другим ходом в переулок Тизон.

– Ага! Мне кажется, что гарнизон сдается! – сказал Карл.

Осаждавшие подождали несколько минут, но в доме не слышалось ни звука.

– Они придумали какую-то ловушку, – сказал герцог Гиз.

– Вернее, они узнали голос брата и удрали, – сказал герцог Анжуйский.

– Им все равно пришлось бы пройти здесь, – возразил Карл.

– Да, – заметил герцог Анжуйский, – если в доме нет второго выхода.

– Кузен, – обратился король к герцогу Гизу, – берите опять ваш камень и сделайте с другой дверью то же, что сделали вы с первой.

Герцог Гиз, определив, что вторая дверь слабее первой, решил, что не стоит прибегать к сильным средствам, и вышиб ее ногой.

– Факелов! Факелов! – крикнул король.