Лидия Чарская - 7 историй для девочек

В восемь часов вечера Генрих Наваррский, взяв с собой двух дворян, вышел с ними из Парижа в ворота Сент-Оноре, сделал большой крюк, вернулся в город со стороны Деревянной башни, переправился через Сену на пароме у Нельской башни, проехал вдоль реки до улицы Сен-Жак и здесь отпустил дворян под предлогом, что у него любовное свидание. На углу улицы Де-Матюрен он увидел всадника, закутанного в плащ, и подошел к нему.

– Мант, – сказал всадник.

– По, – ответил король Наваррский.

Всадник сейчас же спешился. Генрих закутался в его плащ, забрызганный грязью, сел на его взмыленную лошадь, вернулся к улице Ла-Гарп, снова переехал через Сену по мосту в Мельниках, проехал вдоль набережной, свернул на улицу Арбр-сек и постучал в дверь мэтра Ла Юрьер.

Ла Моль сидел в знакомой нам зале и писал длинное любовное письмо, а кому писал – понятно. Коконнас пребывал в кухне вместе с мэтром Ла Юрьер, наблюдая, как жарились на вертеле шесть куропаток, и спорил со своим приятелем-трактирщиком о том, при какой степени прожаренности надо снимать их с вертела.

В это время постучался Генрих. Грегуар открыл дверь, отвел лошадь в конюшню, а приезжий вошел в залу, так топая своими сапогами об пол, точно хотел размять затекшие ноги.

– Эй! Мэтр Ла Юрьер! – крикнул Ла Моль, не поднимая головы от своего письма. – Вас тут спрашивает какой-то дворянин.

Ла Юрьер вошел, осмотрел Генриха с головы до ног, и так как плащ из грубого сукна не внушал ему большого уважения, то спросил:

– Кто вы такой?

– Вот чудак! – сказал Генрих. – Вон тот дворянин сказал же вам, что я гасконский дворянин и приехал в Париж выдвинуться при дворе.

– Что вам угодно?

– Комнату и ужин.

– Хм! У вас есть лакей? – задал Ла Юрьер обычный свой вопрос.

– Нет, – ответил Генрих, – но я возьму лакея, как только выдвинусь.

– Я не сдаю господских комнат без лакейских, – ответил Ла Юрьер.

– Даже если я предложу вам за ужин золотой, с тем чтобы за остальное рассчитаться завтра?

– Ого! Уж очень вы щедры, дворянин! – сказал Ла Юрьер, подозрительно глядя на Генриха.

– Нет. Собираясь провести вечер и ночь в вашей гостинице, которую мне очень хвалил один наш помещик, я пригласил сюда поужинать со мной моего приятеля. У вас есть хорошее арбуасское вино?

– У меня есть такое, какого не пивал и сам Беарнец.

– Отлично! Я заплачу за него отдельно. А-а! Вот и мой приятель!

В самом деле, дверь отворилась и пропустила другого дворянина, на несколько лет постарше первого, с длиннейшей рапирой на боку.

– Ага! Вы точны, мой юный друг! Явиться минута в минуту – это совершенно замечательно для человека, проделавшего двести миль, – сказал вошедший.

– Это ваш приглашенный? – спросил Ла Юрьер.

– Да, – ответил приехавший первым, подходя к молодому человеку с длинной рапирой и пожимая ему руку, – приготовьте нам поужинать.

– Здесь или в вашей комнате?

– Где хотите.

– Хозяин! – позвал Ла Моль. – Избавьте нас от этих гугенотских рож; нам с Коконнасом нельзя будет говорить при них о своих делах.

– Эй! Накройте ужин в комнате номер два, в четвертом этаже, – приказал Ла Юрьер. – Идите наверх, господа.

Двое приезжих последовали за Грегуаром, шедшим впереди и освещавшим путь.

Ла Моль смотрел им вслед, пока они не скрылись; обернувшись, он увидел, что Коконнас высунул голову из кухни. Широко раскрытые глаза и разинутый рот превращали его голову в редкостный символ удивления.

Ла Моль подошел к нему.

– Дьявольщина! Видел? – спросил Коконнас.

– Что?

– Двух дворян?

– И что же?

– Готов поклясться, что это…

– Кто?

– Да… король Наваррский и человек в вишневом плаще.

– Клянись, чем хочешь, но не громко.

– Ты тоже узнал?

– Конечно.

– Зачем они сюда пришли?

– Какие-нибудь любовные делишки.

– Ты думаешь?

– Уверен.

– Я больше люблю хорошие удары шпагой, а не любовные делишки. Сейчас я был готов поклясться, а теперь бьюсь об заклад…

– О чем?

– Что тут какой-нибудь заговор.

– Э! Ты с ума сошел.

– Я тебе говорю…

– А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.

– Да, правда. Ведь я больше не служу у Алансона. Пускай себе разделываются, как хотят.

Между тем куропатки достигли, по-видимому, той степени прожаренности, какую любил Коконнас, поэтому пьемонтец, рассчитывающий на них как на главное блюдо своего ужина, позвал мэтра Ла Юрьер снять их с вертела.

В это время Генрих Наваррский и де Муи устроились у себя в комнате.

– Сир, вы видели Ортона? – спросил де Муи, когда Грегуар накрыл стол.

– Нет, но я получил записку, которую он положил за зеркало. Мне думается, что мальчик испугался; дело в том, что его застала там Екатерина, поэтому он убежал, не дожидаясь меня. Сначала я встревожился, когда Дариола сказала мне, что королева-мать долго разговаривала с Ортоном.

– О! Это не опасно. Он парень изворотливый, и, хотя королева-мать знает свое дело, он обернет ее вокруг пальца, я уверен.

– А вы, де Муи, видели его потом? – спросил Генрих Наваррский.

– Нет, но я его увижу сегодня: в полночь он должен зайти сюда за мной и принести мне аркебузу, а по дороге он мне все расскажет.

– Что это за человек был на углу улицы Де-Матюрен?

– Какой человек?

– Тот, что дал мне плащ и лошадь; вы в нем уверены?

– Это один из самых преданных нам людей. А кроме того, он вас не знает, сир, и остается в неведении, с кем он имел дело.

– Значит, мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?

– Конечно. Кроме того, нас сторожит Ла Моль.

– Чудесно. Герцог Алансонский не хочет уезжать, он очень ясно высказался на этот счет. Избрание герцога Анжуйского польским королем и нездоровье короля Карла изменили все его намерения.

– Так это он провалил наш план?

– Да.

– А он не выдаст нас?

– Пока нет, но предаст при первом удобном случае.

– Трусливая душонка! Предательский умишко! Почему он не отвечал на письма, которые я ему писал?

– Для того, чтобы иметь вещественные доказательства, но не давать их. А пока все проиграно, не так ли, де Муи?

– Наоборот, сир, все выиграно. Вы хорошо знаете, что гугенотская партия, кроме небольшой группы сторонников принца Конде, стояла за вас, а входя в сношения с герцогом Алансонским, пользовалась им только как щитом. И вот, со времени торжественного приема польских послов, я успел всех их вновь объединить и связать с вашей судьбой. Чтобы бежать с герцогом Алансонским, вам было достаточно ста человек; теперь я завербовал пятьсот, через неделю они будут готовы и расставлены отрядами вдоль дороги на По. Это будет уже не бегство, а отступление. Сир, довольно с вас пятисот человек? Будете ли вы чувствовать себя в безопасности с такою армией?