Александра Анненская - Волчонок (сборник)

И с этой решимостью «попробовать» заснул он в эту ночь и проснулся на следующее утро. Если бы Петр Степанович о чем-нибудь заговорил с ним, если бы он хоть поласковее смотрел на него, мальчик, наверное, исполнил бы свое намерение. Но вчерашний допрос Илюши произвел на Петра Степановича очень неприятное впечатление; он был уверен, что мальчик дурно пользуется свободой и проводит время в каких-нибудь дрянных шалостях. Вследствие этого он смотрел на него недружелюбно и несколько раз сделал ему выговор за небрежность в таких вещах, на которые прежде он не обращал внимания. Это отнимало у мальчика всякую охоту пускаться в откровенные объяснения.

А тут еще Сергей Степанович преследовал мальчика своими насмешками, уверял, что видел, как он с товарищами пировал в кабаке, как он влезал в окна и обкрадывал добрых людей, и тому подобное. Илюша молчал; он старался добросовестно исполнять свои обязанности, но все мысли его были заняты одним: как бы устроить так, чтобы учиться у Антоши и в то же время не рассердить хозяина, остаться по-прежнему жить у него.

Немудрено, что при этом мальчик был рассеян, что иногда не слышал отдаваемых ему приказаний: вместо полоскательной чашки ставил на стол блюдо, вместо пепельницы подавал ложку…

– Илюша-то наш, кажется, совсем помешался с горя, что приходится дома сидеть, – смеялся Сергей Степанович.

– Неприятный характер у мальчишки, – заметил Петр Степанович, – он все дуется на меня за то, что я ему сказал тогда.

– Да, настоящим волком смотрит, – подтвердил и Сергей Степанович. – А знаешь пословицу: «Как волка ни корми, он все в лес глядит»? Какое ты ему благодеяние сделал, а он нисколько тебе не благодарен, к тебе не привязан и наверняка сбежит при первом удобном случае.

– Пусть себе! – вздохнул Петр Степанович.

И брат, и все знакомые так часто удивлялись, как это он, сам человек небогатый, взял на себя такую обузу – содержание мальчика. Все они так часто прославляли его доброту, что он невольно стал считать себя благодетелем Илюши и возмущаться его холодностью к себе, его черствой неблагодарностью.

Два месяца терпел Илюша. Он даже похудел от тоски, но все-таки ни разу не отлучался из дому.

Вдруг один раз, когда господ не было дома, почтальон принес письмо на его имя. Это было что-то до того небывалое, удивительное, что мальчик поспешил дрожащей от волнения рукой надорвать конверт.

«Илюша, – стояло в этом письме, – что это ты меня совсем забыл? А мне без тебя привалило счастье. Барин, у которого я переписывал бумаги, узнал, что я хочу быть учителем, и похлопотал, чтобы меня приняли в учительскую семинарию [10]; я там поучусь года два-три и стану настоящим учителем. Скоро я уезжаю из Петербурга. Приходи попрощаться. Книги свои я тебе отдам, мне они теперь не нужны: будут другие. Твой друг Антон».

Боже мой! Он все еще раздумывал, как сделать, чтобы продолжать уроки у Антоши, а Антоша уезжает! И куда это он едет? Что это такое за учительская семинария?

Илюша раза четыре перечел письмо, надеясь найти ответ на эти вопросы. «Нет, надо самому сходить к нему, – решил он наконец, – и скорей сходить, а то он, пожалуй, уедет, и проститься-то не успеешь!»

И вот мальчик, не думая ни о чем, кроме желания повидаться с другом, бросил комнаты наполовину неубранными и отправился к Антоше. Он не рассчитал, что у Антона были занятия, что днем его нельзя было застать дома, и чуть не расплакался перед запертой дверью его квартиры. Что делать? Вернуться назад? Нет, это слишком далеко: пожалуй, не хватит сил прийти во второй раз в один день, а ему непременно хотелось увидаться с Антошей сегодня, как можно скорей…

И он уселся на ступенях холодной лестницы и принялся терпеливо ждать. А ждать пришлось долго: Антоша возвращался домой обыкновенно в пятом часу, а в этот день он еще заходил в лавки сделать себе несколько покупок к дороге, так что на часах ближней церкви пробило уже шесть, когда наконец по лестнице раздались торопливые шаги его.

В этот день Петр Степанович и брат его были очень удивлены и, конечно, неприятно удивлены, когда, вернувшись домой, увидели, что не только обед не принесен из кухмистерской, но и маленький лакей, который должен был принести этот обед, исчез.

– Мое предсказание сбылось: твой волчонок в самом деле сбежал, – заметил Сергей Степанович.

– Да, этому следует положить конец, – сумрачно отвечал Петр Степанович, – я сегодня же постараюсь пристроить его.

Илюша вернулся домой в одиннадцатом часу. Он был так огорчен прощаньем с Антошей, что и не думал о неприятностях, ожидавших его дома. Когда он вошел, господа сидели за самоваром, который сами для себя поставили.

– Илья! – позвал его Петр Степанович. – Ты опять пропадал целый день и, верно, опять не захочешь рассказать, где был. Я уже предупреждал тебя, что так тебе нельзя жить. Я говорил сегодня о тебе со своим знакомым сапожником. Он человек добрый, своих учеников не бьет и не мучит. Тебе будет недурно жить у него; ты, по крайней мере, привыкнешь к порядку, к труду и сделаешься честным человеком. Что же ты ничего не говоришь?

Что было говорить Илюше? Конечно, ему не хотелось поступать к сапожнику; ему гораздо приятнее было бы остаться у Петра Степановича. А, впрочем, если Антоша уезжает, не все ли равно?

– Собери все свои вещи. Завтра рано утром я сведу тебя к сапожнику, – сказал ему на другой день Петр Степанович. Ему было очень неприятно, что Илюша по-прежнему угрюмо молчит, не просит прощения, не обещает исправиться, не выражает сожаления при разлуке с ним, и потому он говорил с мальчиком очень сухо.

Белья и платья было у Илюши немного. Он не собирал, подобно другим мальчикам, коробочек, камушков и тому подобных драгоценностей, и потому ему недолго было сложить и связать в узел все свои вещи. Дошло дело до книг.

«Зачем они мне? – рассуждал мальчик. – В мастерской читать некогда. Сапожники никогда не читают. Вон отец и грамоты не знал! Лучше я и не возьму их с собой, а то осмеют. Сожгу их!»

Он подошел к пылавшей печке и бросил в нее «Царя Салтана» и кипу исписанных бумажек. Он взял еще книгу и намеревался отправить ее по тому же назначению, но прежде взглянул на нее. Это была книга, по которой он третьего дня читал с Антошей, и вдруг мальчику живо представились все подробности этого последнего урока: жгучая тоска охватила его, он прижал к груди книгу, бросился с ней на лестницу, прижался в самый темный угол ее и зарыдал мучительно, болезненно…

– Илья! Илюша! – раздался на лестнице голос.

Мальчик вздрогнул. Он поспешил отереть слезы, сделал над собой усилие, чтобы подавить горе, и явился на зов своего хозяина.

Петр Степанович стоял в кухне и с любопытством рассматривал книги и бумаги, оставленные мальчиком на полу.