Тамара Михеева - Когда мы остаемся одни

– С ума ты сходишь! – сказал ей дед ворчливо в одну из пятниц. – Скорей бы уж каникулы кончились, может, за ум возьмёшься!

Но школа тоже не помогла Янке. Тем более что прошла неделя, другая, третья, а Таль не приходил и не приходил. И тогда Янка решилась. На алгебре она шепнула Даше:

– Надо проведать Таля. Пойдём сегодня?

Даша нахмурилась и ничего не ответила. Но не так-то просто отделаться от Янки. На перемене Даша, пряча глаза, сказала:

– Не могу я там… Сердце у меня на части так и рвётся!

– Ну хоть проводи меня! Завтра. Договорились?

Даша нехотя кивнула.

Какие раньше у Янки были заботы? Учиться хорошо, ну или хотя бы прилично, без «троек». В секцию ходить или на рисование – это по желанию, родители никогда её не заставляли и не контролировали – тебе хочется, ходи. Из обязанностей по дому – посуду мыть, ну уборка по субботам и следить, чтобы на своём столе было более-менее…

Какие у Янки раньше были проблемы? Заметит или не заметит Рябинин, что за ней звезда школы Лёнька Ашихмин увивается? Стричься под Новый год или нет? Майка дуется второй день, а почему – не объясняет…

Сейчас даже вспоминать об этом смешно. И почему-то всё это глупым и мелким показалось не тогда, когда папа их бросил, и не когда её вырвали из привычной жизни и привезли сюда, и не когда она таскала тяжёлые вёдра и вымывала чужую блевотину из-под кресел, а когда побывала у Таля дома. Янка, лёгкая, гибкая Янка, чувствовала себя сейчас разбитой и старой, старше бабушки.

То есть сначала всё было хорошо. Они с Дашей зашли в магазин и купили, что обычно покупают, когда идут в гости к другу: конфеты, сок, апельсины. Даша проводила Янку до калитки.

– Да ладно, пойдём! – сказала Янка. Ей было неловко идти одной.

– Не хочу я, Янычка, иди сама.

Но Янка из Даши могла верёвки вить, и та скоро сдалась. Только горько вздыхала. А чего было вздыхать? Не так всё страшно у них было. Дом хоть и маленький, из двух комнат и кухни, но вполне приличный, чистенький.

– Ой, девочки! – улыбнулась им сестра Таля Анюта и захлопотала на кухне, поставила чайник, стала доставать с полки чашки, ложки. Все движения у неё были такие точные, ловкие, что Янка даже позавидовала.

Таль вышел к ним мрачнее тучи. Улыбнулся криво и опять посуровел.

– Где тебя черти носят, ты чего в школу не ходишь? – спросила Янка насколько смогла грубо. Так ей проще было разговаривать с сегодняшним Талем.

– Да так…

Потом пили чай с шоколадными конфетами, которые Янка купила, и Анюта вдруг вздохнула очень по-взрослому:

– Не знаю, что будем делать теперь, на что жить. Чая, и то последняя щепоть…

– Проживём, – буркнул Таль.

– Проживём, конечно, только скорей бы лето, я на работу пойду, меня Вера Семёновна обещала к себе в палатку опять взять.

Двенадцатилетняя Анюта сверкнула смешливыми глазами и взяла быстро, украдкой, будто ей могли не разрешить, конфету из пакета. Бережно развернула фантик и конфету откусила по-особенному, будто деликатес какой-то. Янка видела, что она подолгу сосёт каждый кусочек, и смотреть на это было так вкусно, что Янка тоже взяла конфетку, хотя не очень любила шоколадные. Анюта бережно разгладила фантик, а потом даже понюхала его зачем-то.

Самая младшая сестрёнка, Маруська, та самая, которая срывала чёрный платок, («она отца, наверное, даже помнить не будет», – подумала Янка, глядя на неё) жалась к Талю и не сводила с Янки глаз. Она вся вымазалась шоколадом.

– А мама ваша где? – Янка боялась встретиться с ней.

– Лежит, – коротко и непонятно ответил Таль, и Янка не посмела спрашивать дальше.

– Ничего, – сказал вдруг Таль весело, – лето скоро, курортники приедут.

– Да где ж скоро! – всплеснула Анюта руками, и сама себя на полуслове оборвала.

Янке было неловко тут, неуютно, будто она подсматривать пришла, будто убедиться, что у неё самой всё ещё не так плохо. Она вдруг увидела руки Таля как бы отдельно от него самого: крепкие, мускулистые, будто он не мальчик, а мужчина, будто целые дни проводит в тренажёрном зале. А какой у него тренажёр? Дела по дому, вот и всё. Янке представилось, какие у него крепкие должны быть пальцы и какие, наверное, чуткие – Даша рассказывала, что сестрёнкам косы он всегда заплетает.

Даша деловито переписала Талю в дневник всё, что в школе проходили, сказала:

– Приходи хоть, слушай, а то на второй год останешься.

Таль только фыркнул.

Когда шла домой, за ней бежала Маруська. Она то догоняла и брала Янку за руку, то сильно отставала и тоскливо смотрела вслед так, что Янка даже спиной её взгляд чувствовала. Будто у голодной собачонки. Чего она?

Маруська догнала её опять, заглянула Янке в глаза, спросила, сильно картавя:

– Тётенька, а ты ещё принесёшь нам те коричневые кубики в картинках?

– Кубики?

– Коричневые. Чтобы есть с чаем.

И Янка поняла, что Маруська первый раз сегодня увидела шоколадные конфеты.

А дома Ростик скандалил, не хотел есть борщ, а хотел пельмени.

– Что ты меня мучаешь! Душу мне всю вымотал! – сорвалась на него мама. – Нормальный борщ! Ешь!

Она хлопнула его по спине полотенцем и ушла, а Ростик остался сидеть над тарелкой, в которой плавал жирный островок домашней сметаны. Ростик бурчал себе под нос что-то противное про маму и её способности в кулинарии. Янка вспомнила «коричневые кубики» и как вроде уже взрослая Анюта облизывала пальцы в шоколаде, и Талькины руки, и что-то перемкнуло в ней. Она схватила брата за шиворот, швырнула на хлипкий кухонный диванчик, ногой прижала его ноги, чтобы не брыкался, рукой захватила его руки. От ярости в голове стучало. Она нависла над испуганным Ростиком и цедила слова, как яд. Получалось тихо, почти шёпотом.

– Ты, сволочь такая, ты чего её мучаешь? Ты сам работаешь? Ты ей помогаешь? Даже посуду помыть без скандала не можешь. Суп не нравится? Голодный будешь ходить – понравится.

Она прижала его ещё посильнее, так что он вскрикнул от боли, и отпустила, выбежала из дома и бежала, бежала, поскальзываясь на дороге, до самого своего «песенного» камня. Плохо, плохо ей было. Но не из-за Ростика, сам виноват, бестолочь. Она тут же про брата забыла, она думала про Таля, про его маму, которой скоро рожать, и сколько же их будет тогда? Четверо. Пятеро с мамой. Как они живут? Вот уже скоро февраль. Как они живут всё это время, на что? Янка закричала прямо в море, как будто оно могло вернуть Талькиного отца. Потом заплакала. Потом запела. После третьей песни Янка поняла, что нужно делать.

…А Ростик в это время сидел у стола, смотрел в тарелку, в которой плавали розовые сопли крупно порезанной капусты, и ненавидел Янку.