Ирина Гуро - Взрыв. Повесть

— Понятия не имею, — пожал плечами Василий.

Кажется, Женька все-таки доберется, хотя и окольными путями, до того, что единственно интересует Василия. А что-то ему подсказывало, что будет, будет в рассказе Женьки такой момент, такая точка… Ведь неспроста подхватил его на Сухаревке такой, видно, не простой тип — Петрикос!

И потому Василий заказал еще пива и продолжал слушать складный, несбивчивый рассказ Женьки.

— С антиквариатом этим, значит, такое дело. Когда скинули царя и аристократия подалась за границу, те, кто оставались, челядь всякая, ну, и та шушера, что вокруг царского двора вилась, порастаскала всякий шурум-бурум из дворцов. Что не успели реквизировать или уничтожить. И в голодное время они пустили это все в оборот. Ну, кто покупал? Известно — иностранцы. Мой Петрикос и был посредником, плавал в мутной водичке между этими, как говорится, осколками чуждых классов и иностранными ценителями. И на этом неплохо зарабатывал. Честно скажу, и я при нем зажил. Подлатался. Стал пижоном ходить. А делов всех мне было только что снеси туда-сюда чего. И в случае задержания твердить: попросил на базаре какой-то человек передать по такому-то адресу. Конечно, адресок липовый. И на том стоять… Надо тебе сказать: Петрикос обставлял свои дела отлично, — я ж тебе говорил, он насчет конспирации был мастак. Случалось мне: носил я в потертом портфелишке завернутые в старую газету бриллианты чистой воды. Мне это дело нравилось. Политика, я уже тебе сказал, мне осточертела.

А насчет «бывших», конечно, я был в полном курсе, поскольку выполнял поручения Петрикоса: снести что куда, взять, передать на словах… Было еще такое. Встречался Петрикос с каким-то типом в ресторане при бегах, сидели, обговаривали какие-то, видать, секретные дела. Почему я думаю, что секретные? Потому что всякий раз Петрикос мне велел следом за ними идти, проверять, не нацеплен ли им хвост…

— Что ж, тут тоже дело было в камушках или в этих… антикварных? — спросил Василий.

— Ну нет. Насчет «продукции», так этим тут и не пахло.

— Значит, что? Политика?

— Вернее всего.

— А почему ты так полагаешь?

— Да просто потому, что ничего от него Петрикос не получал и ему не передавал. А только были у них разговоры. Тип этот жил в номерах «Центральные». Хоть, по одежде судя, маскировался, но морду куда спрячешь? Самая офицерская морда. Ну, и опять же: Петрикос особые меры предосторожности принимал. По желанию Петрикоса я снял себе угол в одном домишке в Сокольниках, рядом с ним. И каждое утро ходил к нему, как на службу: чего надо, какие, мол, будут распоряжения. Однажды пришел — дверь на замке. Ну, это и раньше бывало. Прогулялся, пришел снова — замок! Уже к ночи зашел — никого! А когда и на следующий день то же самое, тут мне стало беспокойно. Думаю, схватили Петрикоса. По правде сказать, не пожалел я — страшненький был человечек. И даже как-то спокойнее и свободнее себя почувствовал. Года мне вышли, документы в порядке, думаю, запишусь на фронт… Тебя, может, это удивляет? И напрасно. Я ведь не за старый режим. Так все получилось: жизнь меня в сторону уводила…

Надумал я это насчет фронта и вроде старую жизнь — к черту! И вдруг все опять повернулось… Вечером ходил я бесцельно по бульвару. Присел на скамейку. Поискал закурить по карманам, спичек нет. Смотрю — рядом сидит какой-то… Спросил у него спичку. И вдруг узнаю того самого типа, который с Петрикосом в ресторане… Любопытно мне стало. «Я, говорю, вас помню, вы с моим знакомым встречались, с Косичкиным, я вас вместе с ним видел. Не знаете ли, где он сейчас?» — «Понятия не имею. Я его и знал-то так… случаем». А глаза бегают. Чувствую, неспроста и наверняка про Петрикоса больше моего знает… Но я виду не подаю. «Да, говорю, сгинул куда-то. Это уже немало времени прошло». — «Ай-яй-яй! — говорит он. — Очень жаль». И опять повторяет, что мало его знал… «А вы что поделываете?» — спрашивает. Я и ляпнул ему: «На фронт собираюсь!» Он вроде бы испугался. «Не советую, говорит, дела сейчас там неважные. А вы человек молодой, перед вами вся жизнь». Разговорились мы. Я сумел ему доверие к себе внушить. Он говорит: «Я могу вас устроить на хорошее место». Я согласился. Просто так, без интересу. Такая, знаешь, апатия у меня. И все на свете безразлично. Куда волной повернет, туда и плыву: как щепка в половодье. «Зайдите ко мне, говорит, в гостиницу. Я вам записку дам. Я сам финансовый работник, у меня связи…» И правда, написал он одному, тоже, видать, из офицеров, только теперь на службу к большевикам подался: в губпродком. И взяли меня туда делопроизводителем. Стал служить, понемногу забывать прошлое… И тут и произошло это самое: взрыв в Леонтьевском… Понимаешь, это ведь во мне самом взрыв этот случился! Когда я прочел в газете, что это дело рук эсеров да анархистов, я этому сразу поверил! И прямо тебе скажу, жить не захотелось…

Женька замолчал. Не глядя на Василия, допил пиво и, так и не подымая глаз, закончил:

— Давно хотел кому-то все это вывернуть. А кому? В ЧК идти? С чем? В пустой след… Теперь уже ничего не вернешь!

— Погоди, Женька! А почему ты там, на пожарище, оказался?

Женька поднял голову, посмотрел на Василия: глаза Женькины были полны тоски. Василия даже передернуло — так пошла вся жизнь парня наперекос!

— Не могу я этого объяснить, Вася, — сказал Женька печально, — не могу… Что меня тянуло туда, сам не знаю. — Женька махнул рукой и вдруг добавил горячо: — Мучительно мне было это и все же приходил. И всякий раз жизнь свою пересматривал, думал: неужели я человек конченый? Хорошо, что тебя встретил. Вот все выложил — и на душе легче!

Василий напряженно раздумывал: профессиональное чутье подсказывало ему, что в рассказе Женьки вьется конец какой-то ниточки. Кто этот офицер, почему-то принявший участие в Женьке? Не потому ли, что он хотел держать его на виду у себя или Своих людей?

Женька ничего не знал о конце Петрикоса. Да и зачем ему знать?

— Слушай, Женя! Раз уже так случилось, что мы встретились, и что ты мне все откровенно…

— Это так. Как на духу, — кивнул Женька.

— Я понял. Но раз так, послушай моего совета.

— Что ж ты мне можешь насоветовать? — горько заметил Женька. — Дело мне припаять это, конечно, можно. С эсерами снюхался? Было. Со всякой шушерой? Тоже было. Что ж, теперь со мной разговор короткий!

— Что ж ты мне можешь насоветовать? — горько заметил Женька.

Василий нахмурился:

— Не так. Вовсе не так. ЧК уничтожает только непримиримых врагов революции. А таких, как ты…

— Что? Заблудшая овца? — криво усмехнулся Женька.

— Если честно говорить, ты, конечно, не одну версту прошел вместе с нашими врагами…