Сергей Иванов - Тринадцатый год жизни

В тот же день она подверглась и ещё одному артиллерийскому налёту. Вечером Нина обнаружила, что в доме нет хлеба.

Стелла, которая чахла над обещанными Машкой «хорошими задачами», отвечала невнятно. И тогда Нина, бог знает как истолковав её мычание, пустила первый снаряд, который сразу взрыл землю рядом со штабным блиндажом:

— Подожди. Так что ты покупала? Деньги все целы…

— Ну я пошла и встретила там одну девочку.

Тогда Нина с выражением лица, очень похожим на то, какое было у Машки, закрыла дверь в большую комнату, где Ванька торчал перед телевизором. Строго спросила:

— Зачем ты встречаешься с Георгием?

— Не встречалась я с твоим Георгием!

— Пойми: это никому ничего не даст.

— Позвони ему да спроси!

— Ну… мне он говорит одно, тебе, видимо, другое… — и щемящая надежда и отчаяние горели, боролись в ней. — Я не собираюсь проникать в ваши тайны… Но чего он ещё добивается? Ты можешь мне сказать? Что он тебе говорит? Я ведь, Стрелка, в трудном положении. Но ты взрослая, должна понять!

Стелле самое время было наврать, что, мол, да, Гора со мной встречается и говорит, что он жить без тебя… Но ведь язык не повернётся так врать, даже во имя светлого будущего всей их семьи.

Совсем ничего не надо отвечать! Сиди и молчи. Ты же «дети». Нина посмотрела на неё, улыбнулась с таким страданием:

— Господи, правда! Что я тебя впутываю?..

Ниночка, бедная. Кто кого впутывает, ещё неизвестно!

— А тебе обязательно с ним разводиться?

И про себя добавила: Гора — чем он плохой? Он же всем хороший. Ну, не такой красивый, как отец, — сама же выходила! Его, если поздно, привозят домой на «Волге». Не всегда, но несколько раз бывало…

— Какой вопрос ты детский задала! — улыбнулась мать.

А про себя: «Какая ты ещё глупая, Стрелка!»

А Стелла, глядя на мать, вспоминая о Горе, подумала: «Какая ты глупая, Ниночка!»

Говорить не принято, но до чего же это обычное состояние людей — смотреть друг на друга то с добротой, то не очень с добротой и думать: «Эх, до чего же ты глупый…»

Их обоих выручил телефон. Это звонила Машка и в исключительно первомайском настроении:

— Привет, Романова! К твоему сведению, дом номер тридцать один — чёртова дюжина вверх ногами! Хочешь, извинения попрошу!

— Давай проси…

— Ну ты веришь, что я ездила?.. Представь себе! Я, Романова, знаешь чего боялась? Я боялась, ты в него влюбишься, а меня побоку… — она посопела в трубку. — У меня, Романова, всё так хорошо! — Потом сказала шёпотом: — Я вообще сюда приезжать не хотела. Но из-за мамы, конечно, приехала! Я тебе, наверно, сейчас чушь порю, но я за него, Романова, наверно, замуж выйду! Года через три-четыре!

— Ты что, Маш? В девятом классе?!

— А я, может, работать пойду. А школа — вечерняя сойдёт. Не всё ли равно!

— Зачем тебе замуж-то? Дружи, если хочешь, и всё…

— Ты глупая, Романова?! — Машка засмеялась как-то до того весело и беззастенчиво. — Ну ладно. Я тебя целую!

Она сидела, хмуря лоб. Да нет, не влюбилась она в этого Лёню. Но убивала бессовестность его поведения!

Она вошла в свою комнату, раскрыла форточку. Лился московский холодный воздух, слышался шум дождя.

Бессовестность… Сперва: давай встретимся в музее. А стоило Машке приехать… Да разве люди так поступают?

Сильнее пахнуло из форточки — это в двери, будто сама собой, появилась узкая щель. И в неё тихо проник Ванька. Ну и хорошо, пусть: не думать про всякую гадость. И, сразу став строгой сестрой, спросила:

— Ты что всё-таки делал в том магазине?!

— Сама говорит: «За хлебом», а сама идёт туда, — тихо проворчал Ваня… Так он, выходит…

— Ты зачем за мной следишь?!

— Я за тобой вбежал. Смотрю, а ты стоишь. Я туда смотрел-смотрел, куда ты смотрела. А там никого нет.

— Вань, погоди. Ты зачем следил?

Брат залез к ней на диван:

— Давай ему письмо напишем… Я уже написал. А потом порвал.

Иногда в суровой пустыне школьных дней возникает такой оазис, называется учебное кино. Сидишь, кругом приятная полутемнота, запоминать ничего не надо — это всё не для программы (то есть спрашивать не будут), а чтоб ты умней была. Сиди да смотри, да с Машкой разговаривай.

— Слышь, Романова! А ты, правда, где вчера была?

«Я тебе этого, Машка, не буду говорить. Мой отец, Маш, никого не касается, а только, Маш, меня».

— Ты влюбилась, Романова! Могу спорить! Ну ты же всё равно расскажешь. Ты, Романова, думаешь, ты такая скрытная! А ты, Романова, проще ребёнка. И я, Романова, тебя за это очень люблю!

«Я, Машка, правда влюбилась. Только в собственного отца. Глупо рассказывать… я и не рассказываю! Я как его увидела, чуть от разрыва сердца не умерла. Меня только Ваня спас, понимаешь, что мне приходилось скрываться».

— Промокла вчера, как водолаз. А даже не кашляю, видала! Вот что значит! Он мне чем нравится, Стел… Заметила? Он на наших совершенно не похож, из класса. Он похож на моих, из детдома. Там знаешь какие ребята? Его на пожар забрось — он сразу пожарным будет. А в лесу он сразу грибы найдёт, у него спички за подкладкой припрятаны. Понятно? Да он в любом космосе не пропадёт… Самостоятельные! И Лёня такой же!

«Я, Маш, по лестнице бегу… Ну зачем он мне наврал? На него не похоже! Я уж быстрей поверю, что он шпион и от кого-то скрывается, чем… Не, Маш, я в это совершенно не верю. Как, Маш, я совершенно не верю, что Лёня тебя любит…»

— Ну и вот, Стел. Он спрашивает: ты чего приехала? А я говорю: мне Романова сказала, что тебе надо со мной законтачить. А он говорит: а если б тебе Романова ещё чего-нибудь сказала? А я говорю: смотря чего, а то могла бы и не поверить… А в это, он спрашивает, поверила? А я говорю: решила проверить!

«И я, Маш, не знаю, что мне вообще делать. К Лёне у меня презрение, с отцом — до будущего года, Нина от меня в расстройстве, Гора от меня в ужасе. И ты, Машка, со мной расстанешься, когда увидишь, что Лёня твой на самом деле Лёня мой, хотя мне этого совсем не надо. Но я же не могу, Маш, быть с одним Ваней. Это же, Маш, просто разбегайся и прыгай с высокой вышки в бассейн, а потом проси, чтоб туда воды налили!.. Понимаешь?»

— Мы и по лесу ходили, и по вашему посёлку. Я сейчас, Стел, даже вспомнить не могу, я такая переполненная, как воздушный шар: меня тронь, я лопну. А потом к ним пришли. Очень скромно, между прочим: картошка с грибами и чай с сахаром. Молока — залейся. Но я же молоко не пью…

«И вот я думаю, Маш: зачем мне это всё надо? Что я, не могла, как люди?.. С Лёней чем плохо? Пусть звонит. С Ниной душа в душу жить? Запросто. Из Горы верёвки вить за его поведение — ещё проще. С отца из Якутии разные песцовые шапочки тянуть… можно ведь было бы, скажи? И с тобой бы… Я бы всю жизнь продружила… Но я всё чего-то добиваюсь… Ты можешь мне чего-нибудь объяснить, Маш!»