Елена Кршижановская - Человек решает сам

— Второй десяток парню, а спит, как ясельный ребеночек. Вставай же, наконец! — сказала Катя.

Правда, я и не подумал об этом. Двенадцатый год — второй десяток. Интересно, что и Кате тоже второй десяток. Но ей уже девятнадцать.

Я повернулся на другой бок и закрыл голову одеялом. Во время Октябрьских праздников я простудился, целую неделю проболел гриппом и отвык рано вставать. Разленился — самому противно.

Но спать уже не хотелось. Сколько можно спать? Вообще масса времени теряется на этом деле. Хоть бы придумали показывать людям во сне кино, чтобы столько часов в сутки зря не пропадало, когда валяешься и сам себя не помнишь.

А кто это должен придумывать? Про кино во сне. Инженеры или доктора? Только я начал решать этот вопрос, как рядом с кроватью зашуршала бумага и что-то упало. Я нагнулся — начищенные ботинки выглядели как новые.

Значит, Катя носила их в починку. Откуда же взялись деньги? До ее получки еще три дня. Опять где-то сэкономила.

На спинке стула — школьная форма, рубашка, пионерский галстук. Выглажено все на отлично. Вот сестра!

— Опоздаешь, доваляешься! — сказала она.

— Учишься, учишься всему, что нужно на земле, а может быть, придется жить на Марсе или еще на какой-нибудь планете. Там-то все по-другому — и опять учи-ись! — пропел я.

— Хватит тебе дурачиться. Соседей бы пожалел. Слушают крик целыми днями.

Я вскочил, натянул брюки. Выутюжены как! Складка точно стрела. Потом сунул ноги в ботинки и несколько раз притопнул.

— Шуми, шуми, зададут тебе! — пригрозила Катя.

Тогда я медленно согнулся и крепко уперся ладонями в пол, стал подтягивать ноги вверх, вверх… Согнул локти — попробовал, устойчиво ли держусь, и пошел к двери, перебирая руками.

— Хватит паясничать! — Катя хлопнула меня по ногам, я не удержался и, задев стул, с грохотом повалился на пол.

— Ты же сказала не топать, а на руках бы тихо… — объяснил я, выбираясь из-под стула.

Она сделала строгое лицо, махнула рукой и вышла из комнаты, но я заметил, что Катины плечи тряслись от смеха. Не можем мы по-настоящему сердиться друг на друга, как-то не выходит это у нас.

Пока она возится там, в кухне, надо убрать комнату, хоть немножко помочь. Теперь у нас уборка несложная, потому что мало мебели осталось, только самое необходимое: стол, стулья, диван да кровать и шкаф. Катя здорово придумала с этим шкафом. В одной половине наши вещички, а в другой, на полках — посуда. Буфет и многое другое мы продали тогда, больше двух лет назад. Пришлось продать. Мы остались вдвоем. Катя поступила на завод и зарабатывала совсем немного, — специальности не было. Сейчас-то у нее есть разряд, — правда, еще не особенно хороший. На заводе надо ух как много знать, чтобы хорошо работать и хорошо зарабатывать.

Быстренько смахнул я пыль с мебели, подмел пол. А славная у нас комната, хоть и пустовато. Окно большое, верхушка дерева перед ним — во дворе у нас их несколько. И большой кусок неба виден. В общем, будто на даче живешь, не похоже, что в центре Ленинграда, где почти все старые дома с темными дворами-колодцами.

Интересно, как станут делать уборку лет через пятьдесят? Стены и полы будут, наверное, из пластмассы, мебель — полиэтиленовая или еще из какого-нибудь нового материала. Я бы так убирал: раз, раз — и все полить водой из шланга. Одна минута — и чистота. Никаких тряпок, метелок.

Катя принесла из кухни горячие оладьи, и мы стали уплетать их со сметаной. Катя всегда придумывает вкусные штуки. И как-то быстро, без лишней болтовни. Не то что наша соседка, которая может часами рассказывать, где какое мясо купила. Скука удивительная.

— Сегодня акробатика — помнишь? — спросила Катя.

Конечно, забыл. И вспоминать не хочу. Всю прошлую зиму ходил, и мне нравилось, а вот теперь осенью снова начал заниматься и… вот как надоело! Тренер стал задавать такие трудные вещи, а где время найти?

Видно, Катя угадала мои мысли. Она всегда угадывает, если мне что-нибудь надоедает.

— В кружке юннатов был, в столярном был, в литературном был… — сказала она, загибая пальцы. — В какой теперь кружок захотелось?

— Хватит тебе! — закричал я. — Как ты не понимаешь, что массу всего нужно знать! Мне интересно и…

— Всё, и толком ничего? Почитал бы про знаменитых людей. Они с дошкольного возраста занимались любимым делом.

— Это в старину было, а теперь будет всестороннее развитие, и каждый должен…

— Ну, поехал, — вздохнула Катя.

У нее стало такое огорченное лицо, что я взял ее маленькую, с гладкими мозолями руку, несколько раз подкинул на своей ладони и сказал:

— Ладно, пойду.

— Ну для меня, хорошо? — улыбнулась Катя. — Чтобы я знала, как мой брат умеет работать и добиваться чего-то. Ведь тренер говорит, что ты очень способный.

До чего же славное лицо у Кати, особенно когда она улыбается. Ничего такого, что называется, красивого нету. И скулы широкие, и нос немножко маловат, но глазищи зато… Посмотришь в ее веселые глаза и сразу веришь: все будет хорошо.

Обидно, что человеку нельзя быть сразу в нескольких местах. Вот бы так, например: идешь по Ленинграду и вместе с тем осматриваешь Кремль, и тут же где-нибудь охотишься в Африке…

А то вот провалялся неделю дома, и что делается в школе — понятия не имею, конечно, кроме уроков, которые сообщали мне ребята через Катю. А так бы я знал наперечет, что делалось эту неделю. Хоть бы скорее развилось телевидение и из каждого класса передачи шли. Заболел человек — смотрит урок географии.

Пришел я в наш пятый «а» класс минут за десять до звонка. Все сразу зашумели:

— Глядите, Фонарев!

— Как, Веня, здорово болел?

— Веня, а ты знаешь, у нас артист появился!

— Самодеятельность организовали? — спросил я.

И тут поднялся такой шум — хоть уши затыкай, если бы не рассказывали такое необыкновенное.