Станислав Росовецкий - У друкарей и скоморохов

— Цо стоишь, как пень! — закричал тут на Васку медведчик, выхватил у него из рук кнут и бросился выручать своего кормильца.

Мишка залазил уже на дуб. Враги успели поживиться только парой клочков шерсти из его мохнатых ляжек. Подоспевшие скоморохи отгоняли собак от дерева, чем могли.

У частокола сыграл охотничий рог. Псы нехотя потрусили к воротам, двоих, оставшихся на земле и зализывавших раны, Бажен поддел носком сапога, поворачивая к остальным, и сам спокойно направился за ними. Васка, чувствуя в груди нарастающий холодок, догнал атамана.

— Ты куда это, малый?

— А ты?

Бажен отогнул полу кафтана:

— Мешковиною мне его, что ли, латать прикажешь?

Подошел к вожаку стаи, все ещё дрыгающему, будто на бегу, всеми четырьмя лапами, разжал пасть и вытащил лоскут.

— Дюже не хочется уходить. Не смекну никак…

— Гляди, Бажен!

В воротах стояли люди, по виду дворянин и его слуги. Хозяин одет был в шелковый, даже под пасмурным небом переливающийся лиловый подрясник, на плечи накинута соболья шуба. Дородный бородач с ключами у пояса и холоп с рожком и арапником почтительно держались сзади.

— Победих! Победил еси проклятый сатанинский выводок! Дивен Бог во святых своих, Бог Израилев! — завопил, вдруг высоко подпрыгнув, дворянин.

— Эй, боярин! Нешто можно людей собаками травить? Гляди, найдется и на тебя управа!

Не обратив на Бажена внимания, помещик внезапно бухнулся в пыль, оборотился резво на коленках спиной к скоморохам и принялся бить поклоны в сторону креста на церквушке.

— О святая дево Параскева! О пречудная Пятница! Сколь утешила раба твоего, даровав мне в день твой, пяток, победу над нечестивыми скоморохами. Радуйся, пресвятая Параскева, яко в девстве своем муки претерпела еси! Радуйся, пречестная дева…

Продолжая кланяться, креститься и выкрикивать церковное, он вполз на коленях в ворота и исчез из виду. Холоп с арапником, осторожно ставя свои босые лапищи, двинулся за ним. Дородный ключник остался на месте, спокойно рассматривая Бажена.

Бажен покрутил пальцем у виска.

Ключник важно кивнул, указал рукою на опушку, вытянул её ещё дальше и резко загнул ладонь вниз. Потом, так и не сказав ни слова, ушел и запер за собою ворота.

На опушке Филе уже удалось сманить Мишку с сосны, однако тот не мог никак успокоиться, скалился даже на поводельщика, рычал и всё норовил удрать подальше в лес.

— Напрасно ты, друг Томилка, снасть завязываешь. Чую, будет нам ещё сегодня работа. Подождём пока здесь.

Томилка отвернулся. Филя выкрикнул:

— Зверь вам больше не работник! Я отсюда далеко не пойду, а ноцью проберусь в деревню, кой-кого поцешу.

И сунул руку за голенище.

— И я непрочь вернуться. Давненько меня собаками не травили, — мрачно заявил Томилка.

— Ишь, храбрецы какие… А не кажется ли вам, братцы, что именно сюда сбирался наведаться один наш недавний знакомец? Близко ведь… Тихо, вон ключник идет.

— Бог в помощь, весёлые.

— Спасибо на добром слове, да только на деле… Отчего ж вы так гостей встречаете?

— Хозяин наш, князь Петр Семенович Хворостинский (не слыхали?) весёлых крепко не любит, вот и приказал псарю натравить… До того в святость ударился, что все тут стонем. Ни песню запеть («сатанинские», ты ж понимаешь), ни на Купалу погулять — куда там! Попик тут у него свой, так батогами в церкву сгоняют и часами гноят. Разве мы татары-новокрещенцы какие, что нас надо наставлять беспрестанно? Детей крестим, попа и попадью кормим — и не замай нас!

— Чем же мы вам поможем, почтеннейший?

— Ты, как я понял, парень головастый. Знаешь, небось, что рядом с богатым дураком люди разумные могут жить, и жить неплохо. Всё у нас есть, слава богу, только скука зелёная нам, медведям лесным, да ещё с таким господином… Потешьте нас, лучших людей, да и чёрных мужиков заодно.

Бажен молча поднял правую руку чуть ли не к носу мужика и потер большим пальцем об указательный.

— Вот, здесь полтина денег, — кивнул мужик. — И накормим, и напоим, как ведётся. Только не в деревне, знамо дело, а с той стороны леса, на поляне. Там сенник, там и заночуете. Барин теперь целую ночь станет молиться, победу праздновать… Тем летом на ржаной сноп ведьму на костре сжег, так неделю потом этак праздновал, чуть не преставился… Вы нам позабористей там, посолонее.

— Понятно. А как нам ловчей туда доехать?

— Вожа дам. Гей, Луковка! Так у сенника.

На место растворившегося в сумерках толстяка выдвинулся из кустов паренёк в длинной холщевой рубахе, босой. Смотрел он на весёлых счастливо и испуганно.

— В первый раз игрецов вижу…

— Скажи лучше, чего принес? — спросил нетерпеливо Томилка, тонким пальцем указывая на берестяной короб и кувшин у ног парня.

— Это вам на перехватку пирогов и пива, от ключника. А то у них глотки пересохнут, говорит.

— Мудро говорит. Садись с нами, — приказал Бажен.

— Благодарствую, сыт.

— До трех раз приглашать некогда, сами в миг подметем… Вот так-то лучше. Михайло Иваныч, угостись!

Деревенский замер с куском пирога во рту, глядя, как подобревший Мишка тянет пиво из оловянной братины. Скоморохи дружно жевали. Наконец, Бажен встал и отряхнулся.

— Полегчало, братцы? Веди, пора.

— Нечего тут вести, господа скоморохи… Налево вдоль леса, по просёлку, и там… А в нём, в Мишке, не человек ли сидит?

— А ты подойди да сам пощупай!

— Ну-ну…

— Что ж, ваш ключник всегда такой ласковый? — небрежно, уже на ходу, осведомился Бажен.

— Матюшка-то? Змей он лютый, хуже барина. Выколачивает с мужиков и на господина, и на себя. И тиун такая же собака, дружки они… Тиун Петьку Бособрода за малость такую — соху тот на пахоте сломал — до полусмерти засёк. Петька сбежал, стал разбойником, придет сюда с ватагой — отольются кошке мышкины слезы!

— То ли ты, брат, пьян, то ли смел…

— Чего? А… Кого мне — вас ли, игрецов, бояться-то? Разве не вас сегодня барин собаками травил?

— Так, так… Видишь, Вася, с каким храбрецом нас судьба свела? Ну, прямо тебе могучий богатырь Алеша Попович! Вася, ты сегодня споёшь, выбирай, что желаешь. Не все тебе Голуба чистить да козою вертеться.

— Боязно, Баженко…

— Сором тебе, парень вон своего барина не боится… А с чего барин твой свихнулся — али всегда таким был?

— Свихнулся. Про то лучше бы старики рассказали…

— Некогда нам стариков ваших расспрашивать, валяй сам.

— Господа наши в старопрежние времена всегда на Москве жили. А как началось царствование Дмитрия Ивановича…

— Гришки-расстрижки, что ли? — повернулся к мальцу Бажен.