Юрий Дьяконов - Алмаз — драгоценный камень

— Хватит тебе ныть-то! — кричит из кухни мать. — Ишь, моду взяла: свое устанавливать! Я из тебя эту дурь выбью. Признавайся, что наврала. А-а-а, молчишь?! Ну и стой, дрянь, хоть до утра.

— Это ее Ренка учит! — просунула в кухню голову Сонька. — Сама хулиганка. А Клавка, дурочка, ее слушает. Ренка ее и красть научит…

Дверь в квартиру оказалась не запертой. Полковник вошел в комнату. Рената остановилась в темной прихожей. Сонька кинулась к отцу с новостью:

— Папа! У нас каникулы на все лето!.. А Клавка на коленях целый час стоит и не признается.

— А в чем ей признаваться? — тревожно спросил он.

— Вот полюбуйся на свое чадо, — закричала, выходя из кухни, мать. — Как осел, упрямая! Но я из нее эту дурь выбью!

— Постой, Олимпиада! Вы что? С ума посходили? Столько стоять. Да у нее же ножки… — неестественно тихим, пугающим голосом; сказал отец и, не раздеваясь, прошел в комнату.

Сонька трусливо шмыгнула в кухню. Она знала: раз отец назвал маму не Олей, как всегда, а полным именем, Олимпиадой, значит, дело плохо.

— Клава. Доченька. Вставай.

Клава вскинула на папу глаза. Хотела встать и застонала тоненько:

— У-у-у-у-у, не могу. Не поднимаются.

Отец подхватил ее на руки. Снял чулки и стал растирать белые-белые, занемевшие ноги. Теплые папины руки погнали по жилам кровь. Боль сотнями иголок вонзилась в колени, в икры, в стопы. Из больших светло-серых Клавиных глаз сами катились слезы.

— Папа, я правду… Я правду, а мама не верит… А Соньке верит, — шептала она.

— Ты что там бормочешь?! Жалуешься? — рассердилась мать. — Да я тебе!..

Полковник опустил Клаву на диван. Лицо его стало страшным. Покрылось багровыми пятнами. Щека и губы вдруг перекосились, потянулись куда-то вверх и задрожали от напряжения. Он шагнул вперед и незнакомым, властным голосом, от которого у Ренаты по спине побежали мурашки, хрипло сказал:

— Сержант Сбитнева! Кругом марш!.. И чтоб не видел!.. Пока не позову… Сплет-ни-цы!

И тут произошло чудо. Олимпиада, полная, крикливая, не терпящая возражений, вдруг как-то съежилась. Стала маленькой и жалкой. Глаза ее испуганно забегали. Губы побелели. И она залепетала чужим, испуганным голосом:

— Что вы, товарищ гвардии полковник… Ваня… Ванечка… успокойся… ради бога. Я сейчас… Я… — и бочком, вслед за Сонькой шмыгнула в дверь, скрылась на кухне.

Полковник сбросил китель с четырьмя рядами разноцветных орденских ленточек и сел на диван, закрыв руками лицо. Успокоился немного и потребовал:

— Рассказывай, Клава, правду…

Рената, ставшая невольной свидетельницей этой удивительной сцены, повернулась и, не замеченная никем, на цыпочках вышла из темной прихожей.

А утром к ней прибежала перепуганная Клава.

— Ой, Рена… Папа сказав маме: «Так больше жить нельзя!» И еще что-то говорив. А мама пвакава и кричава. И он уезжает и меня берет в свои военные вагеря на все лето. А Соньку велев отправить к маминой маме в деревню. Говорит: «Там ей веревки вить из людей да сплетничать не дадут. Твоя мать из нее чевовека одевает…» Что же теперь будет?… — губы у Клавы прыгали, и она ошибалась больше, чем всегда.

— Что ли, ты совсем разучилась, чему мы с тобой научились? — огорчилась Рената.

— Реночка. Я не могу сейчас правильно. Ты же понимаешь? Я все лето учиться буду и стишок этот повторять буду. Хочешь, наизусть скажу?

Ренка замахала руками, и Клава умолкла.

— Когда же ты едешь?

— Скоро совсем. Сейчас… через час.

Не успели подружки и поговорить хорошенько, как подъехала военная машина с брезентовым верхом. Полковник Каблуков приказал шоферу пересесть на заднее сиденье. Приподнял Ренку сильными руками, поцеловал в лоб и сказал: «Спасибо, морячка!» Сам сел за руль. Рядом посадил Клаву, и машина рванулась со двора…

Через два дня приехала бабушка и увезла Соньку к себе в деревню на все лето… По двору поползли тревожные слухи. А когда приехала машина и рабочие стали выносить из квартиры Каблуковых разную старинную мебель, громадные ковры, пианино и еще много всякого добра, женщины решили: дело-то у Каблуковых совсем плохо… Дворовые кумушки пытались было поговорить с Каблучихой. Но всегда словоохотливая, Олимпиада Трифоновна резко оборвала болтушек:

— Не ваше дело! Сами разберемся.

Вообще она стала какая-то другая. Похудела. Глаза красные и веки припухли. Это она плачет, наверное.

Олимпиада Трифоновна теперь каждый день рано утром уходит на работу. В госпиталь. Сняла свои огромные серьги. На руках осталось только тоненькое колечко — подарок дяди Вани.

А после работы, когда стемнеет, она выходит на балкон. Стоит долго-долго и смотрит на дорогу.

Речка Татарка, прихотливо извиваясь, разлеглась за крайними домами города. Откуда она течет и куда впадает, никто не знал. Далеко на восток через нее перекинулся большой железный мост. И по мосту то и дело бегут электровозы, волоча за собой то зеленые, пассажирские, то красные, товарные, вагоны. Прямо за речкой, по» косогору, — луг, где пасется скот ближайшего совхоза. Потом, до самого горизонта, идут полоски огородов.

Против автобазы испокон веков купаются девчонки и мальчишки. По эту сторону трех верб расположена «мальчачка». Тут глубже. Это место прочно закрепили за собой пацаны. По ту сторону верб — «девчачка». Там, правда, ила много. Когда вылазишь на берег, ноги до самых икр в черной грязи. Но зато утонуть тут никак невозможно.

Близнецы — Вовка и Женька иногда убегали тайком от матери на речку. Здесь и родилась эта прекрасная мысль.

— Хочу быть капитаном! Буду плавать по морям, — сказал Вовка. Женька хотел поддеть брата и придумать что-либо получше. Уже чуть не крикнул: «Ха! Подумаешь. А я буду Гагариным!» Но вовремя остановился. Вспомнил, как он не выдержал испытания в аэродинамической трубе Кольки Пугачева. Поэтому Женьке ничего больше не оставалось, как заявить:

— Подумаешь! Я еще давней тебя хочу капитаном. И поплыву. Вот увидишь!

Так они оба в один день и час произвели себя в капитаны. Хорошо! Есть два капитана. Но нет ни одного корабля. Как быть? И близнецы решили для начала построить один корабль. Пока Вовка будет капитаном, Женька будет матросом, боцманом, коком, начальником пристани, паровой машиной и свистком. Не может же капитан быть свистком! А потом поменяются ролями.

— Только чтоб не разболтал! — сказал Вовка.

— Ага. А когда я болтал? Железно! И чтоб никаких девчонок! Это не девчонское дело, — откликнулся Женька.

И близнецы стали собирать строительный материал для корабля. Тянули к разломанному сараю на пустыре все деревянное, что попадалось под руку. Через три дня собралась большая куча.