Эдуард Тополь - «Стрижи» на льду

Наверно, подняться по сухой трубе было бы не так уж трудно. Но по мокрой, гудящей потоком воды изнутри и со струями воды снаружи, – это совсем другое дело. Ливень хлестал по спине и затылку, вода, которая текла по трубе, заливала руки и ноги так, что они скользили, но Егор продолжал упорно карабкаться вверх. С каждым рывком труба становилась более зыбкой, и никто – ни Егор, ни пёс – не знали, выдержит ли она Егора или оторвётся от стены. Где-то посреди этого подъёма он ощутил опасную шаткость этой трубы и посмотрел вниз. Ещё вполне можно спрыгнуть…

Но тут снова раздался гром, и наверху снова заголосили испуганные дети. Егор рванул вверх. Теперь это было соревнование в скорости – то ли Егор успеет добраться до третьего этажа, пока труба не отвалилась от стены, то ли, наоборот, труба опередит Егора, отвалится первой и вместе с ним грохнется на землю.

Не знаю, какое чудо свело это соревнование в ничью. Когда Егор наступил ногами на крепёжный обруч трубы, двумя металлическими клиньями удерживаемый в стене, а левой рукой ухватился за подоконник окна на третьем этаже, – труба заскрипела, и крепёжные клинья стали выходить из бетона.

Егор замер, всем телом прижимая мокрую трубу к мокрой стене.

Под его ногой стальной клинышек крепёжного обруча уже наполовину вышел из бетона. Если он вывалится окончательно – и трубе, и Егору конец!

Наверно, это было ясно даже псу, который заметался внизу под трубой и стал лаять, не переставая.

Егор закрыл глаза. Через боль, через кровь, через «не могу»!

Медленно, очень медленно он стал одной левой подтягивать своё тело вверх по трубе.

Ливень продолжал сечь ему спину и затылок. «Живой» клин трусливо дрожал под левой ногой. Или это нога, ещё помня своё недавнее бессилие, трусливо вздрагивала на зыбком клинышке?

Теперь вертикально, строго вертикально, чтобы трубу не сдвинуть вбок, подтянуть по ней ноги и хотя бы одной ногой опереться на чёрный шов меж бетонными плитами.

Снова молния и гром, но плевать на них!

Есть! Левая нога – молодец! – нащупала жёсткий упор не то шва, не то щербины между бетонными плитами! Правую ногу – к ней! Труба заскрипела, клин вывалился из бетона и улетел вниз. Скорей правую руку к подоконнику!

Егор оттолкнулся правой рукой от закачавшейся трубы и успел ухватиться за подоконник двумя руками, когда труба, скрипя, отошла от стены, переломилась и полетела вниз, грохнулась оземь рядом со взвизгнувшим и увернувшимся псом.

Грохот упавшей трубы разбудил кого-то из соседей. Полуголый мужик выглянул из окна четвёртого этажа, увидел упавшую трубу и покачал головой. Но Егора, распластанного на стене под окном третьего этажа, ему, конечно, не было видно. Мужик почесал волосатую грудь и скрылся.

Егор стал медленно подтягиваться, держась двумя руками за оконную раму.

И когда казалось – всё, он уже подтянулся, – ветер рванул и разбитая створка окна изо всей силы саданула по его левой руке. Егор стиснул зубы от боли. Через боль, через кровь – последний рывок!

Грудью упав на подоконник, он почувствовал, как порезался разбитым стеклом, и совсем близко, прямо перед глазами, увидел наконец двух зарёванных малышей. Это были те самые мальчики…

– Дядя, у тебя кровь… – сказал ему старший.

– Какой я тебе дядя? – ответил Егор, отжался на подоконнике и спрыгнул на пол. Левая рука ныла после удара, а на груди действительно был кровавый порез. Егор зажал его правой рукой и сказал детям: – Это ерунда. Главное, запомните на всю жизнь: по вере вашей да будет вам! Понятно?

– Н-нет… – честно сказал старший.

– Это значит: насколько веришь, на столько и сбудется. То есть, через боль, через кровь, через «не могу» – нужно верить и побеждать! Ясно?

– Н-ну, д-да… – сказали дети.

– Вот и хорошо. А теперь показывайте квартиру. Где-то же должен быть ключ!

Тут Егор поднял глаза и увидел, что осматривать нечего – это была точь-в-точь такая же квартира, как у него с братом и мамой. Даже кровать у этих малышей такая же, как у него с Витей, – двухэтажная. Правда, в углу вместо письменного стола и компьютера – детская шведская стенка и гора игрушек. Зато над кроватью висел такой же портрет Ивана Ткаченко, а вот плакатов Брюса Ли и Джеки Чана не было.

И с этого портрета Ткаченко смотрел на Егора вполне уважительно.

– Пошли, – сказал Егор старшему мальчику. – Тебя как звать?

– Витя, – сказал мальчик.

– Иди ты! – изумился Егор. – Так не бывает!

– Как не бывает? – не понял мальчик. И напомнил: – У тебя кровь.

Но Егор и теперь не обратил на это внимания.

– А ты? – сказал он младшему мальчику. – Ты Егор?

– Нет. Я Серёжа.

– Ну, слава богу! – облегчённо сказал Егор и уверенно пошёл в ванну, промыл рану на груди.

Оба мальчика, забыв о слезах и грозе, смотрели на него во все глаза. А Егор нашёл в шкафчике йод и, морщась, смазал свою рану. После этого вымыл руки и снова сказал старшему:

– Вот так, Витя. Ты запомнил? Через боль, через кровь, через «не могу». Запомнил?

– Ага… – кивнул мальчик.

Егор прошёл с детьми в прихожую – точно такую, как и в его квартире двумя этажами выше. Здесь стояла тумбочка с городским телефоном, над телефоном был кнопкой прикреплён лист бумаги с надписью: «ВИТЯ! МОЙ РАБОЧИЙ ТЕЛЕФОН 48-52-17. МОБИЛЬНЫЙ 8-917-653-34-21».

Егор повернулся к старшему мальчику:

– Вить, ты читать умеешь?

– Нет. Я только учусь.

– Понятно, – Егор открыл верхний ящик тумбочки. Там, точно так, как у них в доме, лежали фонарик, свечки, одёжная щётка и запасные ключи от квартиры.

Егор взял эти ключи и стал набирать рабочий телефон, указанный в записке.

– Как вашу маму звать?

– Катя, – сказал старший.

– Н-да, странно! – снова удивился Егор. – Как будто других имен нет…

Тут в телефоне прозвучало:

– Такси по вызову. Диспетчер Крылова.

– Алло! – сказал Егор. – Вы Катя?

– Ну, Катя! – нетерпеливо подтвердила Крылова. – Говорите заказ! Сразу предупреждаю: из-за грозы в некоторые районы машины не ходят.

– Катя, это ваш сосед с пятого этажа. Тут ваши дети плакали. Они будут у нас в пятьдесят четвёртой квартире.

– Что? – изумилась Катя. – Как плакали? А как вы попали?..

Егор положил трубку.

На следующий день лобастый пёс, получивший кличку Верный, преданно бежал за Егором по Волжской набережной. Хотя порой им приходилось перепрыгивать через лужи и сухие ветки, сбитые вчерашней грозой, а в городе дворники и жители убирали разбросанный повсюду мусор, солнце светило так невинно и ярко, словно никакой грозы отродясь не было.