Юлия Яковлева - Дети ворона

— Значит, виноваты! — неестественно-пронзительно крикнул дворник. Лицо его сморщилось, как от боли. Он быстро отвернулся. — Идите отсюда, — вдруг зашептал он. — К тетке своей. Сказали же вам! Глупые какие. Бегом. Пока не поздно.

Таня увидела, как позади него в окне на первом этаже дрогнула штора. Показался нос.

Почему дворник притворялся? Чего от них хотел?

— Пошли вон отсюда! Не то милицию вызову. Ну! — Дворник сунул в рот свисток. Глаза у него при этом были не злые, а умоляющие. Махнул на них метлой. — Кыш! Кыш отсюда!

Таня и Шурка попятились.

— Кыш!!!

Метла чиркнула по асфальту, отбросив в их сторону комья снега.

Таня и Шурка развернулись и бросились прочь. Вслед им полетел слабый свист. Но больше для виду.

Таня и Шурка не видели, как штора колыхнулась, нос пропал.

Сначала они бежали. Потом пошли шагом.

Они шли и шли. Кто-то задевал их сумкой, портфелем, плечом, от толчка они меняли направление и брели, пока новый толчок не отправлял их в другую сторону. Так они дважды перешли туда-сюда мост, по четырем углам которого сидели зеленоватые грифоны с фонарями на длинных стеблях.

— Шурка, мы совсем не туда идем, — очнувшись, сказала Таня.

Голос у нее был чужой. Ей было всё равно, что идут они совсем в другую сторону.

— Да, — отозвался брат.

Тетя жила далеко, на Петроградской. Надо было ехать на трамвае.

Ехать к ней не хотелось. Ехать к ней было невозможно, нельзя! Оба они чувствовали это. Как будто, сев в трамвай, они бы согласились, что дворник сказал правду. Как будто, придя к тете, они навсегда бы отрезали от себя обычную жизнь — ту, в которой были папа, мама, Бобка. Их дом.

Им казалось, что, пока они вот так бродят по городу, всё еще понарошку. Еще можно всё повернуть. Отыграть назад.

— Есть хочется. И пить, — Шурка несколько раз сжал и разжал окоченевшие пальцы. Красивый серовато-желтый собор с зеленым куполом раздвигал полукругом колоннаду, словно простирая гигантские каменные объятья к двум бронзовым фигурам полководцев, стоявшим поодаль и смотревшим на проспект.

Таня поставила футляр на тротуар. Пересчитала деньги, оставшиеся в кошельке с пуговкой. Их всё еще было очень много. Что-то подсказывало Тане, что тратить их надо осмотрительно.

— Идем. На завтрак хватит.

Но Шурка не двинулся.

— Чего?

— Таня…

— Что?

— Я писать хочу.

— Ну спрячься где-нибудь здесь в кустиках. Отвернись. И писай!

Шурка помотал головой.

— Я посторожу, — заверила Таня.

— Не могу.

Таня со вздохом закатила глаза.

— Так пить или писать? — съязвила она. Но взяла его за руку. — Идем.

Они вошли в булочную. Шурка слушал, как Таня врет продавщице про урок музыки. Продавщица в белой шапочке недоверчиво наклонила голову. Таня подняла повыше над прилавком футляр.

Продавщица откинула доску-стол, открывая проход за прилавок.

— А вы почему одни? Без взрослых? — спросила она.

— А бабушка у Гостиного двора ждет, — соврала Таня.

Пока Шурка возился с пуговками и лямками, Таня увидела, как продавщица, кивнув напарнице в такой же белой шапочке, отошла к черному блестящему телефону и сняла трубку.

— Шурка, бежим, — прошептала Таня.

Они выкатились в торговый зал, выскочили на улицу, застегиваясь на ходу. Вслед им недоуменно смотрели покупатели.

Шмыгнули в ближайшую подворотню.

— Таня, это что же, нам теперь всегда от всех бегать придется?

— А я откуда знаю! — сердито буркнула Таня, осторожно высовываясь.

Погони не было.

— Горизонт чист, — кратко объявила она. Но вместо того, чтобы выйти на улицу, прислонилась к стене, согнув одну ногу в колене и уперев подошвой в стену. — Пока понятно только, что Ворон — это не выдумки.

В другой раз Шурка с превеликой радостью бы завопил: «А я тебе что говорил!» Но сейчас лишь испуганно посмотрел на сестру.

— Я только не пойму: почему она сказала «они». Старуха. Она сказала «они». А дворник сказал «ворон».

— Наверно, их было два. Ворона.

Таня посмотрела на брата.

— Ты что, не понял?

— Что?

— Они бы и нас тогда забрали.

— Кто?

— Нам повезло. Они не догадались, что шкаф — это дверь в нашу комнату.

Шурка вспомнил: точно! В ту ночь кто-то стукнул из коридора в дверь детской. Стукнул, подождал и потопал дальше.

А вторую ночь они провели на чердаке. «Они» этого знать не могли. Или он. Ворон.

Шурка представил себе обычную уличную ворону, только большую. В их коридоре. В их комнате. Ворона наклоняется над кроваткой Бобки, клювом приподнимает Бобку за рубашечку… Нет, это не могло быть правдой! Так не бывает!

— Пошли. Надо поесть, — сказала Таня, подхватила футляр со скрипкой и решительно двинулась к полуарке, которая вела на улицу.

Шурка поплелся за ней.

Они не знали, сколько часов вот так болтались по городу, следуя петлям каналов, стежкам переулков, ровным прямым линиям улиц. Что-то жевали. Опять шли.

День быстро выгорел. Показался оранжевый край неба. Стало темнеть.

Постепенно в Таниных шагах появилась целеустремленность. Шурка понял, что они на пути к тете Вере. Надо было выйти к Неве. Увидеть вдали золотой шпиль Петропавловской крепости, а за голыми, но густыми деревьями — голубые купола мечети. Туда неторопливо вел мост — сам широкий и длинный, как проспект. Видимо, к Неве Таня и шагала. Шурка понадеялся, что она знает дорогу.

Ехать в трамвае, под испытующим взглядом кондукторши, они побоялись.

— Она не знает, что мы к ней идем, — вдруг заметила Таня.

— Кто?

— Тетя Вера.

Если только мама сама ей не позвонила.

Таня подумала: а что если и тетя Вера?.. Что если, увидев их, она криво откроет рот, завопит: «Милиция!»

Она замедлила шаг. Остановилась.

Ноги ныли. Ступни замерзли, от каждого шага кололо как иголками.

В домах начали загораться окна. Их теплый свет казался издевательским.

— Таня, идем, — позвал Шурка.

— А если нам так и придется от всех всю жизнь бегать?

Сестра кусала губы. Под глазами у нее были тени. А на лбу — морщинка.

Шурка не знал.

— А если мама и папа правда… такие?

— Какие?

Шурка не в силах был выговорить страшное слово.

— Как дворник сказал.

У Тани сузились глаза, затрепетали ноздри.

— Может, они не всё нам рассказывали!

Они не смотрели друг на друга. Положили локти на гранитный парапет, стали делать вид, что смотрят на воду. Она казалась лиловой.

— Идем, — наконец заговорила Таня. — Холодно. Темнеет.

Они свернули в сумрачную арку, через которую Мойка входила в Неву. В арке шлепало и хлюпало, блики плясали на сводах. Вышли. И вдруг стало очень много неба и воды. Нева медленно несла себя прочь из города.

— Смотри, — показала Таня.

В воздухе, распластав крылья, висели чайки. Они казались вырезанными из фольги. Чайки позволяли ветру снести себя на сторону, затем несколькими ударами крыльев возвращались на исходное место — и по новой.