Нелли Осипова - Медвежонок Васька

— А вот как, — говорит дядя Фомич. — Погнался я, старый , за рыбой и чуть жизнь не потерял. Вот оно что значит, правила полярные нарушать, в пургу не привязываться.

Стал Фомич рассказывать, как закрутило его, как потерял он сразу направление. В пургу ветер то с правой стороны, то с левой, то в спину бьёт. Трудно по ветру-обманщику направление определить. И поволокло Фомича неизвестно куда — или в тундру, или к морю. В тундру попадёшь — тысячи километров без людей, без жилья. В море попадешь — иди по льду хоть до острова Врангеля, если в полынью не угодишь. А если пурга береговой лёд поломала, тогда сразу конец — в море в меховой одежде не поплаваешь. Утонешь.

„Пропал, — подумал Фомич. — Нужно на месте стоять, пока товарищи на помощь не придут".

Знал он, что не оставят его в беде. Только стоять на месте трудно. Колючий полярный ветер насквозь продувает, словно не меховые полярные одежды на Фомиче, а летняя рубашка. Стоя замёрзнешь. Решил он кругами ходить, чтобы далеко от каната не уйти. Да сбился. Ещё дальше забрёл. То холодно было, а тут вспотел Фомич, идёт, всё хочет против ветра, чтобы к дому ближе. Бьёт его пурга, то в левый бок ветром толкнёт, то в правый...

„Ладно, — думает Фомич,— буду идти. День буду идти, два буду идти. Кончится пурга когда-нибудь. Тогда меня товарищи найдут. С самолёта найдут, вертолёт вызовут. Главное —не упасть, не заснуть, не замёрзнуть".

И пошёл. И вдруг кто-то его со всей силы по спине — бац! Упал Фомич в снег, а на него будто гора навалилась. Ни пошевелиться, ни встать.

„Обвал, — подумал Фомич. — Наверное, к сопкам вышел... Вот теперь конец".

Только чувствует он, что тепло ему, что кто-то сопит рядом, ворочает его с боку на бок. Нет, не похоже на обвал. Наконец, отпустило. Оглянулся — над ним медвежья морда. Попрощался тут Фомич с жизнью. Загрызёт белый разбойник...

А медведь лапой Фомича подталкивает, норовит лизнуть в лицо и сопит радостно.

— Васька! — закричал Фомич. — Родной ты мой зверюга!

А Васька сопит и бороться лезет.

— Васька, — говорит ему Фомич, — сахару хочешь? Супа хочешь? Рыбы свежей, не мороженой хочешь?

Сел Васька на снег, голову набок склонил, словно задумался: хочет ли?

— Домой, Васька, на камбуз! — кричит Фомич. — Сахару дам.

А Васька сыт. Что такое суп, сахар, рыба — он, конечно, знает, но есть ему не хочется. Бороться хочет. Нашёл себе игру — в пургу бороться!

— Васька, зверюга, варенье дам. Полную банку. Знает Васька и слово „варенье". Остановился опять

голову набок склонил, задумался.

— Варенье, варенье дам. Домой. На камбуз. Повернул Васька, оглянулся на Фомича и пошёл. Сделал шаг—и исчез в пурге. Нет Васьки.

Побежал Фомич за ним—смотрит, сидит медведь, ждёт. Так и пришли они к дому. Васька-то и в пургу знает, где станция. Хотя обычно в пургу медведь спит, но тут за Фомичём пошёл — соскучился. И спас его.

ВАСЬКА УХОДИТ

Прошло два года. Вырос Васька, никто уже с ним бороться не может — одним ударом могучей лапы человека на землю бросает, хотя и играет в полсилы.

Как-то решил Васька в комнату заглянуть — раньше никогда его в дом не пускали. Стукнул лапой — толстую дверь, обшитую войлоком с петель сорвал. Степенно вошёл в сени, зацепил боком ящик, свалил, полез в другую дверь. Тут выскочил Фомич.

— А ну уходи! Это что ещё за номера?!

Васька не уходит. Рычит. Любопытно ему, что там, в комнате. Пришлось Фомичу свой ремень доставать. Увидал Васька ремень, поджал зад и наутёк.

— То-то. — сказал Фомич. — Помнит науку. — И пошёл к Ваське с вареньем в руках мириться. Обидчивый медведь стал, раздражительный. Чуть что не так — уходит.

— Скоро сбежит наш Васька, — сказал как-то за завтраком дядя Фомич Весна, солнышко пригревает, вот-вот день полярный начнётся. Пора Ваське семьёй обзаводиться.

И правда, всё чаще уходил Васька в тундру или на море. Бродит по берегу, смотрит на льдины, что проплывают вдали. Или рыбу ловит. Или на тюленей охотится.

Перестал на камбуз к Фомичу за едой ходить. Только в гости, поиграть.

А потом и совсем ушёл. День его нет, два, три. Забеспокоился Фомич.

— Убьют Ваську охотники. Ведь не знают, что ручной он. Бах — и шкура одна, а не Васька...

Посовещался Фомич с друзьями. Потом механик завёл свой трактор-вездеход, сел на него с Фомичём и уехал.

А за повара остался Юра. За завтраком все полярники ворчали: подгорела каша.

— Эх, Васьки нет. Он бы весь твой запас каши вмиг прикончил, — смеялись они.

А Юра в ответ:

— Научусь.

И действительно, научился, потому что не возвращались на станцию Фомич и механик три дня.

Вернулся Фомич весёлый и сразу к начальнику станции пошёл. А оттуда в радиорубку.

— Что-то затеял Фомич, — догадались полярники и пошли за ним.

Юра сидел с наушниками над приёмником и выстукивал ключом. Над ним стоял дядя Фомич. Перед Юрой лежал бланк радиограммы, подписанный начальником полярной станции:

„Всем, всем, всем! Ушёл ручной медведь Васька, который спа. во время пурги Николая Фомича Ивашова, повара полярной станции. Медведь безвредный, людей любит. Просим не охотиться. Просим не охотиться. Его примета — на шее флотский ремень с медной бляхой. Просьба подтвердить приём! “

Через год лётчики рассказывали, что видели далеко во льдах белого медведя с флотским ремнём на шее. С ним была медведица. Когда пролетал самолёт, огромный медведь встал на задние лапы и, склонив голову, посмотрел вслед самолёту.

О чём он думал? О Фомиче? О лётчиках, что привезли его на полярную станцию?

Или забыл уже её?..