Аркадий Клабуков - Дедушкин родник

И хлынул ливень!

Все знают, что во время грозы нельзя прятаться под деревьями. Знали об этом и Кузя с Очеем. Да что станешь делать, когда кругом, куда ни погляди, одни деревья, а дождь льет как из ведра.

Ребята выбрали невысокую густую елочку, присели под ней. Прибежал зайчишка, спрятался под той же елкой, пошевелил ушами, огляделся, увидел двух прижавшихся друг к другу мальчишек — и дал стрекача.

Но мальчишкам было не до зайца. Промокшие до нитки, они дрожали от холода и поминутно вздрагивали от близких ударов грома.

Вдруг сверкнуло так, что глазам стало больно. Раздался страшный треск, ребята увидели, как высокий дуб разнесло в щепки. В ту же секунду стоявшая рядом с ним сухая пихта занялась ярким пламенем.

Кузя и Очей оцепенели от испуга, но, к счастью, ливень тут же погасил огонь.

Летняя гроза хоть бывает неистова, зато проходит быстро.

Вот уже гром гремит где-то в отдалении, а вскоре и дождь перестал, лишь отдельные капли звонко ударяют по листьям деревьев.

Ребята вылезли из-под елки, мокрые, грязные, продрогшие до костей.

— 3-зуб на з-зуб не попадает, — сказал Кузя. — Ну, да ничего, гроза прошла, теперь главное — найти дорогу.

— Как же, найдешь ее! — уныло возразил Очей. — Я теперь вообще не знаю, в какой стороне деревня. Солнца-то нет!

Хотя дождь и прошел, все небо по-прежнему было в облаках, кругом стоял темный лес и нельзя было понять, где юг, где север.

— Не хнычь, — сказал Кузя. — Нет солнца — погляди на деревья или на муравейник, тогда узнаешь, где север, где юг.

Очей вспомнил: учительница рассказывала, как определить стороны света, но он тогда пропустил мимо ушей ее объяснения. Теперь он промолчал, решив целиком довериться Кузе, который уверенно зашагал вперед.

Долго шли напролом через лесную чащу, не обходя мокрых кустов, которые обдавали их холодными брызгами. Мокрая одежда липла к телу, в ботинках чавкала вода.

Наконец впереди показался просвет, и ребята вышли к небольшому болотцу. Обогнув его, они двинулись берегом какого-то ручья, который вывел их на луга.

— Смотри, Очей, это же Ягвылские луга! — воскликнул Кузя.

— Верно, Ягвылка! — обрадовался Очей. — Ну, теперь мы, считай, дома.

— Мы-то дома… А вот Лепи…

Оба представили себе, как Лепи сейчас один-одинешенек бродит по мокрому лесу, как ему холодно и страшно…

— Всей деревней придется его искать, — сказал Кузя.

— Хорошо бы, вертолет прислали на поиски, — добавил Очей.

Когда впереди показалась деревня, ребята невольно замедлили шаг и тревожно посмотрели друг на друга: сейчас тетя Пелагея спросит их, где Лепи…

Они поравнялись с крайним домом, как вдруг калитка со стуком распахнулась, со двора на дорогу выкатился футбольный мяч, а следом за ним выбежал мальчишка.

— Лепи! — в один голос воскликнули Кузя и Очей.

Лепи оглянулся, увидел своих товарищей и весело рассмеялся:

— Ну и видик у вас! Вымокли? Эх вы! А вот я нисколечко не вымок. Как увидел, что тучи собираются — бегом домой, до грозы успел.

Кузя и Очей стояли, смотрели на Лепи и молчали.

Да и что тут скажешь?

1967

В темном дремучем лесу жил маленький чистый ручей. Он был так мал, что звери даже не ходили на водопой к нему, а всегда спешили к реке. У ручья не было друга, и он чувствовал себя одиноким.

Как-то раз бежал мимо Олененок. Ему захотелось пить, а до реки было далеко, и он остановился у ручья.

Склонился Олененок над водой и увидел в ней свое отражение, всего себя увидел — и точеные свои ножки, и острые ушки.

Ручей напоил Олененка студеной водой и спел ему веселую песенку.

Никогда еще не приходилось Олененку пить такую вкусную, такую чистую воду.

С тех пор он каждый день прибегал к ручью, рассказывал ему лесные новости, а ручей угощал его вкусной водой и пел ему звонкие песни. Не было в лесу дружбы крепче, чем эта.

Но однажды случилась беда.

Олененок, как всегда, прибежал к ручью, заранее радуясь встрече. Прибежал и видит: стоят на берегу огромные черные кабаны, в чистой воде отражаются их злые клыкастые морды.

Кабаны напились, потом залезли в воду, подняв со дна ручья темный ил.

Когда кабаны ушли, Олененок подбежал к ручью. И что же?

В мутной воде он не увидел своего отражения, и голос ручья звучал не ласково, как всегда, а глухо и сердито.

«Вот и конец нашей дружбе!» — с обидой в сердце подумал Олененок и понуро побрел прочь.

Больше Олененок не ходил к ручью, но сильно тосковал и однажды рассказал о своей беде Оленихе.

— Глупенький ты еще у меня, — улыбнулась Олениха. — Не на тебя рассердился лесной ручей, а на кабанов, которые замутили его воду. Та вода давно утекла в реку — чистые ключи питают твой ручей, он остался прежним и, наверно, ждет не дождется тебя, ведь вы с ним друзья.

Со всех ног бросился Олененок к ручью, наклонился над ним и, как прежде, увидел в воде свое отражение — и точеные ножки, и острые ушки. Олененок, как прежде, напился вкусной и чистой воды, а ручей на радостях спел ему самую звонкую из своих песен.

1967

Никто не знает, какое имя дала этому воробью его мама.

Ребята же звали его Чик-Чирик, потому что, когда у него бывало хорошее настроение, сядет он на оконный наличник и распевает на разные лады: «Чик-чирик! Чик-чирик!»

В тот день, с которого начинается наш рассказ, воробью петь не хотелось. Может быть, виною тому было низкое, затянутое серыми облаками небо. Воробей, прыгая по дороге, склевывал зерна, просыпавшиеся из какого-то дырявого мешка. С приближением осени меньше стало мошек и букашек, но зато можно было найти немало оброненных зерен и на убранных полях и на дорогах.

Так вот, прыгал молодой воробей, выклевывал из дорожной пыли зерна, как вдруг увидел над собой огромные крылья ястреба. Хоть и молод был воробей, но хорошо знал, что от этой птицы с крапчатым опереньем добра не жди.

Не успел он опомниться, как ястреб впился ему в спину своими острыми когтями и вместе с ним взмыл вверх.

Воробью сначала показалось, что он летит. Попробовал взмахнуть крыльями — не тут-то было: ястреб сжал когти и не давал пошевелиться.

Воробью стало очень страшно. Со страху он закрыл глаза, а когда снова открыл их, то прямо перед собой увидел сороку, которая подлетела совсем близко к ястребу, любопытствуя, что такое он несет в когтях и нельзя ли ей чем-нибудь поживиться.

Покрутившись вокруг ястреба и смекнув, что его когти, занятые добычей, ей сейчас не страшны, сорока обнаглела: то крылом ястреба заденет, то клюнуть норовит.

Какое-то время ястреб терпел ее выходки, но вскоре это ему надоело. Он выпустил воробья и бросился на сороку. Она ловко увернулась и кинулась следом за воробьем, который камнем падал на землю. Раз! — сорока подхватила его на лету, метнулась к реке и, прячась от ястреба, потащила чуть живого воробья в кусты.