Николай Кузьмин - Где найдёшь, где потеряешь (Повести)

— Сейчас, сейчас! Лучше поздно, чем никогда. Открою оба люка и дело в шляпе!

Он выполнил свое намерение. Он выполнил его с великим трудом, поскольку прижимные винты на крышках были затянуты до отказа. Но вот люки отверзлись, разинули черные пасти, а «шляпы» — никакой. Не попадает вода в понтон, хоть ты тресни!

— Проклятье! — возопил обманутый парень. — Нахальство!

И ему показалось, что ветер злорадно присвистнул в ответ, что волны заплескались веселей — для себя веселей, а для него, конечно, яростней и выше. Однако при этом они только вскидывали порожние емкости на своих горбах, не перекатывались, не накрывали, не заливали как следует. Вместо потопа, вместо необходимых центнеров полезной воды шторм выдавал скаредные порции, жалкие литры, пронося остальное без дела и мимо. Чтобы начерпать таким образом посудину целиком, понадобилась бы вся ночь, а это никак не устраивало.

— Да, — произнес Алеша, видя с фонариком никчемные лужи на дне поплавков, — негусто. В час по чайной ложке. Среди воды без воды…

Между тем рефулер выгибался все круче, опаснее для себя. Алеша знал это, чувствовал как бы собственным телом. И еще он боялся, что ничего не поделать, разгром плавучей цепочки, пожалуй, предрешен. И выходит, риск, мужество, соображения долга и чести, забота об инвентаре — в общем, все это самоотверженное плавание сквозь бушующий мрак — ни к чему вовсе?

Стало муторно парню, обидно просто так мокнуть, мерзнуть и напрасно корячиться. Сразу вспомнил он о своем заявлении, что в куртке хранил. Однако вспомнилось тут же, ненароком, и еще кое-что причастное к ситуации — такая сказочка поучительная про двух лягушек, которые угодили в кринку с молоком.

— Может, все-таки кабель? — обессилевая, но не теряя надежды, бормотал Алексей. — Может, сообразить весло? Оторвать доску и — весло. Или парус. Парусом выправил бы. А что? Ведь парусит корма, коробка, я сам парусю… парушу… парусничаю, тьфу! Но этого мало. Да… Надо что-то пошире. Что? Что еще? Ну что же?

Он все-таки придумал, сообразил, настырный салага! Уже не восторгаясь больше своей изобретательностью, без торжествующих выкриков и брани, пустился Алеша в третий поход по рефулеру — третье искушение судьбы. И мнилось ему, будто в тех двух случаях, когда орал и тратил эмоции попусту, как раз они-то и подвели, сглазили, не позволили осуществиться почти гениальным замыслам. Будто коварный залив подслушал и воспрепятствовал. Будто всесильный шторм в сражении с ним, бедовым человечком, заполучил откуда-то колдовскую поддержку и даже некую волю, злобную душу, а также суровый приказ одолеть смельчака. Фантастика, конечно… Вернее, фантазия и мистика. Тем не менее Алеше так чудилось, вопреки здравому смыслу, и отделаться от наваждения теперь он не мог.

Не отрывая подошв, скользя ими, как полотер, по доскам настила, боязливо продвигался он вперед за пятнышком света, которое гнал перед собой. По трубам над водоворотами карабкался ползком, обхватывая их в обнимку. Поэтому штаны давно промокли насквозь, и в сапогах была чавкающая сырость. За ворот телогрейки текло с волос. Плечи тоже — хоть выжми. Но хуже казалось другое: море следило за ним. Оно угрожающе ахало, шипело, тянулось к нему ледяными ладонями волн, плевало в лицо брызгами ненависти и презрения. В союзе с ветрами и темнотой эта бездна воды играла понтонами всего лишь для потехи, как с мышью кот, и для потехи же позволяла Алеше покувыркаться до срока в обреченной схватке. Однако так думало море. Сам упрямый противоборец не хотел думать так и не признавал себя погибающим микробом. Надломленный, одинокий? Это еще ничего не значит. И две неудачи еще не конец. Вот погоди, достигнет того люка, где спрятана выручательная вещица… Вот погоди! Посмотрим. Только бы он там был…

Стиснув зубы, молчком, чтобы не тратить в голосе убывающих сил и не выдать шторму свою козырную тайну, преодолевал Алеша метры агонизирующего рефулера, тихо подкрадывался к поплавку, в котором, возможно, хранилась победа. «Тихо!.. Спокойно!.. Только бы он там был!.. Если никто не взял… Только бы он там был», — владела напуганным умом парня одна-единственная мыслишка.

Закон неприятных совпадений — он вездесущий, всепроникающий, бессмертный закон. Ну ладно, когда срабатывает в случае с бутербродом, который непременно шлепается маслом на пол. А когда внезапно и подло выявляет себя в таком деле, как штормовая ночь на земснаряде, тут уж слов не найти. Вернее, находятся, но — последние, предпоследние…

Больше всех возмущался, конечно, Галай. Он бегал по кубрику, словно зверь в клетке, молотил свою грудь кулаком, устрашающе вскрикивал:

— Я его убью! Я ему личико раскатаю! Чтоб ни в одно зеркало не влезло! Чтобы родная жена спросила: «Вам кого?».

— Да брось, — одергивал шумного мстителя Дворянинов, — сейчас найдут. Как не найти? Спит где-нибудь в красном уголке или в курилке.

— Эге, он спит, а время идет! Час прошел. Целый час настоящего шторма! Нет, я его убью!

Буйствовал энергичный механик по причинам и правда возмутительным, из ряда вон. Мало того что Райка-диспетчер долго не отзывалась сперва, она еще и теперь не могла организовать надлежащей выручки. На сообщение багермейстера Лаптева ответила через какое-то время: мол, извините, поймите, вот нет катеров под рукой…

— Как это? — ахнули на земснаряде. — Да ты что?

— А так, — чирикнула Райка беспечно. — РБТ у Шарапова на тысячнике. Максимов на приколе, двигатель барахлит. Вася куда-то делся.

— Да ты что?

— Что, что! Ничего. Был все время здесь, а сейчас нету.

— А катер?

— Катер на месте, где ж ему быть. Василий пропал.

— Так найди!

На это Райка сказала, что не имеет права рацию оставлять, что катерист спрятался надежно — не сыщешь. А еще сказала, будет главного инженера на участок звать. Пусть он сам тут ворочает, раз такое дело.

— Ты диспетчер или кто? — заорал тогда в трубку Лаптев. — Прикажи тысячнику буксир отпустить. Позвони любому катеристу прямо на дом, в постель. Сидишь там, ногти точишь…

И вот уже час, больше часа тянется эта волынка, эти неприятные, невероятные совпадения — все в пользу шторма, а для Губарева ничего. Хотя в распоряжении гидромеханизации два арендованных буксира, три собственных катера БМК, да где они, что в них толку? Когда не надо, бывает, крутятся под боком, гонят ненужную волну. А потребовались по-настоящему и — пожалуйста!..

— Жулики! — изобличал всю флотилию Галай. — Тунеядцы, зря зарплату получают! Думают, если шторм, так ухо дави двенадцать часов? Нет уж, я на собрании помалкивать не стану!..

Но вдруг опять рация ожила. А в ней — голос главного инженера, спокойный, уверенный даже среди ночи:

— «Семерка», «семерка», прием!