Тамара Михеева - Юркины бумеранги

— А что это значит?

— Каникулы начнутся! — радостно провозгласила Петька.

— Оценки подтяни!

— A-а, поздно, — беззаботно махнула рукой дочь.

Перед тем как отправиться в Первомайский переулок, Петька подошла к Камню. Прислонилась щекой к его холодному боку, погладила ладошкой и мысленно попросила: «Помоги мне, пожалуйста. Пусть это будет не он».

Петька шла медленно, шаркая ногами. Куда ей было торопиться? Как начать разговор с Деньком, она не знала. Сначала думала: «Вот приду и напрямую спрошу: „Ты нас предал?“» Но чем ближе был Первомайский переулок, тем больше сомневалась Петька. Не хотелось ей, чтобы Денёк был предателем. Но с другой стороны, почему сразу предателем? Даже если это и он рассказал Щеколде? Это ведь только для них Щеколда — враг номер один, а для Денька — брат Герман, Герка, с которым они, может, вместе в машинки раньше играли. «Если бы я знала, что кто-то моему брату, ну вот Олежке, такое готовит, разве бы я не рассказала? Конечно бы, рассказала! — думала Петька. — Да… Только Олежка — это другое. Щеколда — он большой и противный. Ну и что с того, что противный? Он же все равно брат! Он для Денька, наверное, как Иван для меня. Разве бы я Ивану не рассказала?»

Петька крепко задумалась. Действительно, рассказала бы она дядюшке, если бы для него готовилась ловушка? Если для этого надо предать друзей и навеки с ними рассориться? Но если не рассказать — это значит предать Ивана. Дядя, конечно, взрослый и часто Петьку ругает, и вообще, они мирно не живут, но все равно Иван — это Иван. Он ей песни поет, а когда она зимой болела, каждый вечер читал ей про Чиполлино, будто она маленькая. Когда однажды они ходили за ягодами и попали в страшную грозу, Иван посадил Петьку на закорки, ведерки с ягодами взял в руки — и бежать. А у самого спина больная, сорванная… И много чего еще вспомнилось Петьке. И она поняла, что дядю она предать не смогла бы, рассказала бы… Значит, и Денёк не смог?

— Какая-то запутанная ситуация… — вздохнула по-папиному Петька.

Петька конечно же не могла знать, что Денёк тоже мучился весь вчерашний день и сегодняшнее утро. Как прийти завтра в Хижину? Все будут говорить про ловушку, обсуждать. Радоваться, если все получилось… Нет, при нем радоваться не будут. И все из-за этого Герки! Не успел найти новых друзей, как тут же потерял…

А еще мучился Денёк оттого, что сам эту ловушку придумал. Что же получается? Что он сам своему брату устроил западню? Да еще с каким азартом!

Вечером папа спросил у Денька:

— Ты чего такой пасмурный?

— Да так… — вздохнул Денёк.

Он весь вечер слонялся по квартире, не зная, чем заняться и что предпринять. Отец осторожно наблюдал за ним. Наконец посадил сына рядом с собой и сказал:

— Ну давай рассказывай, какие думы тебя одолели. Совесть нечиста?

Денёк повздыхал, повздыхал и все рассказал.

— М-да, история… — Отец потер пальцем лоб, будто хотел разгладить морщины. — Не ожидал я такого от Германа… Но если честно, сын, то и от тебя не ожидал. Ловушка, согласись, не самый честный способ даже на охоте. А Герка и его приятели не звери — люди. С людьми-то всегда можно договориться.

— Да они пытались, пап! Все бесполезно… Как с ним договоришься, он вон какой детина!

— И все-таки… все-таки это как-то не по-человечески…

— А если никак по-другому? — вскинул глаза Денёк.

— Ну уж «никак»! — усмехнулся отец. — Я сам с ним поговорю.

— Сейчас?!

— Ну-у… Сейчас уже поздно. Завтра. Ты давай-ка умываться — и спать.

Денёк послушно умылся, лег в постель, но разве тут уснешь? С одной стороны, хорошо, что папа не сегодня пойдет звонить Щеколдиным, а то бы Герка узнал про ловушку и Бродягам тогда несдобровать (уж в этом Денёк не сомневался). Но с другой стороны… с другой стороны, скоро Герка попадет в ловушку, которую придумал и сам сделал его брат! Денёк совсем запутался, измучился и скоро уснул.

Утром он первым делом бросился к отцу:

— Пап, ну ты позвонил Щеколдиным? Ты же обещал.

— Позвоню, позвоню, только попозже. Я с дядей Мишей хочу по поводу этого поговорить, а он сейчас на работе.

— Что у вас за секреты? — спросила мама.

— Так, дела мужские! — отмахнулся отец.

Когда еще дядя Миша придет! А ему нужно сейчас, теперь! Тогда можно было бы бежать в Хижину, сказать ребятам: «Я все устроил, Герка к вам больше не сунется!»

И увидеть, как вспыхнут Петькины глаза, как все обрадуются. Санька, наверное, хлопнет его по плечу: «Молоток, Денёк!» А Ленка засмеется. А сейчас? Как он пойдет туда, ничего не сделав?

И поговорить об этом было не с кем. К Петьке идти он не решился, а больше друзей у него в городе не было. Да и нужен был кто-то, кто не знает ни Герку, ни Бродяг, кто сможет посоветовать независимо от своих привязанностей. И вдруг Денёк вспомнил: «Егор!» Егор из дома над обрывом! А что? Он взрослый и, кажется, добрый. Пусть поможет разобраться! Он сам говорил тогда: «Если что, приходите». Денёк крикнул в окно:

— Мам, я скоро! — и помчался во весь опор в сторону пруда.

Петька, поглощенная своими нелегкими думами, сама не заметила, как свернула в другой переулок и пошла в противоположную от Денькиного дома сторону. Скоро она оказалась перед своей любимой лестницей, ведущей к дому над обрывом.

«А что? — подумала Петька. — Пойти бы и рассказать все Егору. Он взрослый, добрый, пусть мне поможет!»

По привычке робея, Петька поднялась по лестнице и постучала в ворота. Ей открыл тот самый страшный старик. Он посмотрел так сурово, что Петька присела и чуть не дала дёру, но старик сказал ласково:

— К Егору? Заходи.

Петька зашла.

— Он на кухне! — крикнул старик Петьке вдогонку и побрел в огород.

Петька плохо помнила, где в этой громадине кухня, и пошла наугад. Вернее, на голоса: на кухне шел оживленный спор. Неудобно было встревать в чужой разговор, и Петька нерешительно замялась на пороге, прислушиваясь. И вдруг с удивлением узнала голос Денька. Она рассердилась на него («Сидит тут, чай пьет, а я мучаюсь!») и шагнула через порог. Разговор сразу прервался. Увидев Петьку, Денёк смутился, а Егор шумно обрадовался, усадил ее пить чай с крыжовенным вареньем, начал расспрашивать про дела. Но Петька отвечала рассеянно, часто невпопад, а сама поглядывала на Денька. А он на нее. Они друг друга спрашивали каждый о своем.

«Ведь ты не сердишься, что я ушел вчера? — спрашивали черные глаза Денька. — Как я мог остаться? А теперь я дезертир какой-то с обеих сторон и, что делать, не знаю!»

«Ведь это не ты, Денёк? — спрашивали Петькины глаза. — Ведь правда, ты не мог нас выдать? Я-то все понимаю. Я сама не знаю, как бы поступила, но ребята… Ведь это не ты, да?»