Антон Таммсааре - Отклик

— Лежит, чертяка! От мужчины ему не спастись! — и побежал с ружьем в комнату, из комнаты во двор и за дом, а Куста и Арри помчались следом за ним с таким азартом, что только двери хлопали.

— Ох, ненормальные! Ну что за беготня! — проворчала мать. — Ты, Ханс, ничуть не умнее младших.

Но мать говорила больше сама с собой, потому что бегуны оказались во дворе еще до того, как она успела произнести свои слова. Вскоре сыновья шумно вернулись. В руке у Ханса болталось что-то серое.

— Вот он, этот длинноухий, — хвастливо сказал Ханс, бросив зайца посреди комнаты. — Как есть ушанка.

Куста и Арри почти онемели от волнения.

— Ох, безумные, что же вы наделали! — сказала мать. — Отец читает в задней комнате, а ты со своим старым ружьем кровь животным пускаешь!..

Громкие восклицания и шумная суета выманили из задней комнаты отца, а вместе с ним и маленького Индрека.

— Откуда это? — спросил отец, увидав зайца.

— Да вишь, Ханс-то… за домом… своим ружьишком… — ответила мать, как бы извиняясь и опасаясь, что отец рассердится.

Но отец не рассердился. Хотя он и понимал, что, по сути дела, следовало бы рассердиться — ведь вместо того чтобы ехать в церковь, мальчишки подстерегли и убили зайца, — но почему-то нынешним вечером в его сердце не находилось места для гнева. Помолчав, он посоветовал, перед тем как уйти:

— Шкурку надо бы сразу снять, пока он еще теплый, так лучше.

На это Ханс ответил:

— Конечно, пока теплый, у меня это быстро.

— А я как раз собиралась колбасу с огня на стол нести, — сказала мать.

— Повремени чуток, я сниму шкурку, — попросил Ханс.

И мать повременила нести на стол кровяную колбасу и свинину.

Пока Ханс готовился снимать с зайчишки шкурку, Куста и Арри сидели возле мертвого зверька на корточках.

— Теперь ему хорошо, тепло тут в комнате, — говорил Арри.

— Завтра в кастрюльке ему еще теплее будет, — отвечал Ханс, засучивая рукава.

А маленький Индрек, Инну, болезненный, худой, большеголовый мальчуган с синими прожилками на лбу, сидел на корточках рядом, с братьями и, не говоря ни слова, глядел не отрываясь на зайца. Смотрел на застывшие, полуприкрытые глаза зайца, смотрел на них так, словно у зайца больше и не на что было смотреть. Эти глаза напомнили ему глаза заколотых овец, головы которых осенью приносили в корзине домой, чтобы ошпарить кипятком, а после еще опалить на огне, так что весь дом и все вокруг него наполнялось едким запахом паленой шерсти. Инну знал, что означают застывшие, полузакрытые овечьи глаза, и каждый раз, когда видел их, все его хиленькое тельце охватывала безумная грусть и какой-то необъяснимый ужас, и он плакал, плакал до судорог.

Такие же судороги начали сотрясать его тело и теперь, когда он увидел, как Ханс взял бездыханного зайца за ноги и подвесил на крючок. И, словно боясь всех, Инну тихонько забрался на кровать в темном углу задней комнаты, никем не замеченный, потому что все с интересом следили за действиями Ханса. Лишь довольно много времени спустя, когда мать принесла на стол дымящееся мясо и кровяную колбасу, ароматную булку и дрожащий студень, хватились, что Инну нет за столом и нигде его не видно. Наконец мать нашла мальчугана на кровати, но долго не могла добиться ответа, отчего он так горько плачет. Долго пришлось утешать и уговаривать его, пока он не выдавил отрывисто, судорожно сквозь непослушные губы:

— Глаза… зайца… заяц… умер…

Мать все поняла. Но чем она могла утешить своего сыночка, — ведь заяц действительно был мертв. Она говорила, что на столе ждет вкусная рождественская еда, которая остынет, если сейчас же не пойдут есть; что ночью смерть подкарауливает в изголовье кровати детей, которые ложатся спать на голодный желудок. Сказала и еще что-то, что успокоило малыша, и он забыл застывшие глаза зайца и захотел вкусной кровяной колбасы.

После ужина Ханс лежал на сене у теплой печной стены, а возле него сидели Арри и Куста, потому что охота на зайца сблизила их.

— Завтра утром, может быть, появятся куропатки, — сказал Куста;— третьего дня они были.

— Если появятся, скажи мне, — велел Ханс. — Хорошо бы, ударил сильный мороз, тогда скорее придут, — добавил он сонно.

— Кошка, окаянная, подстерегала их, — сообщил Куста.

— Палкой ее! — сказал Ханс. — Ишь, куропаток ловить! Пусть охотится на воробьев.

Мгновение спустя, когда Куста и Арри попытались продолжить этот интересный для них разговор, Ханс ответил им добродушным храпом.