Михаил Жестев - Приключения маленького тракториста

Все спешили умыться, застелить койки; им было не до мальчонки, вздумавшего побриться. Алешка, взяв у Сапуновых безопасную бритву, сидел перед зеркальцем и намыливал щеки. Если не считать легонького пушка, брить было нечего, и все же Алешка ухитрился порезать шею, губу и подбородок. Но он был доволен. Царапины и порезы говорили всем, что он уже бреется, а это имело для него первостепенное значение. Пусть Форсистов теперь рассказывает про сапоги.

И все же на душе у Алешки было тревожно. Что бы ему еще такое сделать, чтобы быть в глазах товарищей взрослым человеком? Недогадливый ты, Алешка! Давно бы надо было подумать о папиросах. Папироса — великое дело. Без нее — пятнадцать, а с ней, особенно, если ее держать в кулаке, да при этом почаще плевать себе под ноги — все восемнадцать дадут. В первую перемену он купил пачку папирос, закурил и с весьма важным видом прошелся с папиросой в зубах по коридору школы.

— Разве ты куришь, Лопатин?

Алешка смутился. Нехорошо, что его увидел Сергей Антонович. Но тут же обрадовался: и пусть увидит!

— Давно, Сергей Антонович. Третий год.

— Постарайся на третьем и бросить…

По мнению Алешки, теперь он уже ничем не отличался от других курсантов. Вот только разве не гуляет по вечерам в парке. Скучное это дело! Ходи взад и вперед по главной аллее, глазей на проходящих мимо ребят и девчат да дыши пылью, что поднимают сотни ног. Нет, уж лучше побыть вечером с дядей Пудом, поговорить с ним о всяких делах. А что же еще делать, если нет товарищей? Да и некуда сходить. Ни в лес по ягоды, ни на речку рыбу удить. Речка за городом, а лес за речкой. Но теперь вечерние гулянья приобрели в его глазах большой смысл, и в первый же свободный вечер он надел новую рубашку, отутюжил брюки и направился к Кольке Лопатину.

— Пошли в парк, — пригласил Алешка.

— Неохота, — хмуро отказался Колька. — Чего я там не видал?

Он был явно не в духе.

— Ты куда-нибудь поступил?

— Нет еще. Только заявление подал.

— В восьмой класс?

— Отбоярился. В речную школу.

— И хорошо! — одобрил Алешка. — Будешь капитаном.

— Да, будешь! А вдруг с семилеткой и здесь не примут? В первую очередь берут, у кого десять классов…

— Тебя примут, ты курсы трактористов окончил, — обнадежил Алешка.

— Окончил, когда был Лопатиным. — А теперь что? Ничего. Даже не напишешь, что был прицепщиком, пропал трудовой стаж. Одна надежда на твои отметки…

Приход Алешки отвлек Кольку от невеселых мыслей, и он спросил:

— Чего это ты в парк собрался?

— Понимаешь, все ребята ходят. А то еще догадаются… Пошли, Коля. Ну, будь другом.

В парке они смешались с толпой гуляющих.

Яркие электрические фонари освещали главную аллею и делали ее похожей на длинный коридор с зеленым сводом. Некоторое время Алешка и Колька молча передвигались среди бесконечной вереницы людей. Шли и глазели на проходящих. Потом Алешка толкнул Кольку под локоть и лихо подмигнул:

— Видал?

— Кого?

— Хорошеньких барышень. Давай познакомимся.

Не ожидая согласия Кольки, он круто повернул за двумя девчонками и начал сыпать какие-то лишенные смысла фразы.

— М… да. Очень даже ясно! Узнаешь? Еще бы… Не наши ли?

Он очень доволен, что все происходит на глазах курсантов училища, гуляющих, как и он, в саду; и, подделываясь под кавалера, Алешка продолжает нести чепуху, которая, как это ни странно, весьма одобряется девчонками и в конце концов приводит к знакомству. Одну зовут Ира, другую — Тося. Но Алешка почему-то называет себя Сергеем, а Кольку — Валентином! Так надо! — И подмигивает: смотри не проговорись! Девчонки тоже не Ира и не Тося. Ну и пусть: «Они врут, мы врем, и очень хорошо». Но почему это очень хорошо, — Алешка сам не знает. Такова тактика вечерних гуляний. Об этом не раз говорили при нем курсанты. Кольке скучно. Погуляли, походили, пора и домой.

Алешка незаметно для себя оказывается впереди с одной из девочек. Алешкина барышня очень напоминает разрисованную картинку.

— Вы в училище учитесь? — спрашивает барышня-картинка.

— Мы? В училище.

— Интересно у вас?

— У нас? Очень даже.

— А вы приезжие?

— Мы? Приезжие.

Наконец и Алешке наскучило гулянье. А ну его, этот парк, эту девчонку — «вы» да «мы».

— Колька, пошли домой!..

Алешка остановился у ярко освещенного павильона читальни. А не посмотреть ли журналы? И вдруг его окликнули:

— Это ты, Алеша?

Если бы Алешка знал, кого он встретит в этот вечер, ни за что и никогда не пошел бы в сад. Прямо на Алешку шла Таня!

Она протянула ему руку:

— Помнишь, у трактора?

— Тебе что надо?

— Не узнаешь? А я недавно была в Серебрянке. Как хорошо там! И по-настоящему охотилась… Думаешь, волков пугала? Ничего подобного. На уток с папой ходили. И Шугай был с нами. Он мне все-все рассказал про тебя. Я даже не поверила. Так ты больше не портишь тракторы?

Старая, казалось бы, уже потухшая обида вспыхнула в Алешке с новой силой. Да что же это такое? Девчонка его видала, а теперь вот похваливает: ах, какой ты стал хороший, послушный! Балаболка, ябедница! Еще не хватает, чтобы она узнала, что он не Алешка, а Колька; напишет отцу, а потом встретит и скажет: «Как я рада, что ты опять Алеша!» Нет уж, дудки, — этому не бывать! И сказал угрожающе:

— Ты лучше проваливай подобру-поздорову. Думаешь, я не знаю, кто меня выдал? Предательница!

— Как тебе не стыдно!..

Таня готова была заплакать.

— Ты что же барышень обижаешь, курын-сопля?

Алешка оглянулся. Перед ним, покачиваясь, стоял Форсистов. Пиджак внакидку, из-под заломленной набок училищной фуражки выбивается чуб, глаза смотрят пьяно и зло.

— Чего пристаешь?

— Я тебе еще попомню, как ты за мной на тракторе гонялся!

Вокруг собиралась толпа. Форсистов плечом оттеснил Алешку и подхватил под руку Таню. «Не хотится ли вам пройтиться?» Он, видимо, здорово накачался.

И тогда, забыв все свои обиды, Алешка ринулся на помощь Тане. Оттолкнув Форсистова от Тани, он подставил ему ножку и со всей силой ударил в грудь. Если бы даже Форсистов был совершенно трезв, то и тогда он вряд ли устоял бы на ногах. А тут он перелетел через низкую изгородь клумбы, плашмя плюхнулся в заросли георгинов, табака и мака и, пытаясь встать, перекатился на другую сторону цветника.

Что тут только поднялось! Шум, крики, милицейские свистки. А ну, Алешка, давай ходу! Не впервой тебе! Через забор, через кусты, через цветник. Только не потеряй фуражку. И держись ближе к домам. А еще лучше — юркни в калитку и спрячься за воротами. Вот так! Слышишь, погоня стихла! Как будто пронесло. Но кто это остановился у калитки? О, да это Лопата.

— Коля… я тут.

— Алешка? С одной ходил, а из-за другой подрался. Здорово ты его.

— Милиционеров не видать?