Татьяна Шипошина - Ангелы не бросают своих

Ангел помолчал. Потом вздохнул и медленно произнёс.

— Значит, у тебя внутри бывает музыка. М-да… А ты мог бы её спеть?

— Нет… Ну, почти нет.

— Почему?

— Она такая… Она переменчивая… Инструменты у неё разные.

— Какие?

— Не знаю. Может, скрипки… трубы… Ещё какие-то, но я не знаю, как они называются.

— И когда ты её слышишь, эту музыку? Всегда?

— Нет. Иногда. Когда я один… Когда что-то происходит…

— А тогда, на крыльце, возле магазина… Ты её слышал?

— Да.

— То-то ты так вздрогнул, когда я подошёл. Тебе, малой, наверно, надо музыке учиться. Вон как ты гитару Степанычеву терзал. Кстати, песни Степаныча тебе нравятся?

— Нравятся!

— Ну я, вообще, мог бы и не спрашивать. М-да… Я подумаю, что можно сделать… с твоей музыкой. Придумаем что-нибудь. А вот на концерт я тебе сходить советую.

— Почему?

— Давай мы встанем подальше, чтоб не так гремело. А ты попробуешь эту музыку понять. Человек сочиняет такую музыку, которая звучит у него внутри. Понимаешь?

— Конечно.

— Вот и представь, что творится внутри человека, который сочиняет такую музыку, а потом её играет. И представь, эта музыка многим нравится. Значит, у многих людей внутри творится то же самое. Это рок, брат. Тяжёлый или полегче… Это, понимаешь, музыка людей. Вернее, одна из музык.

— Ангел, а что, все байкеры любят такую музыку? Ну, рок?

— Нет. Хоть и говорят, что байкер без рока не байкер, но люди разные. Разные на свете люди живут, понимаешь? Вот у тебя внутри музыка, а у меня… Чёрт его знает, что у меня внутри! Когда я с крыльями, когда без крыльев… — подмигнул Андрейке Вася и сокрушённо махнул рукой.

— Вася!

Андрейка бросился к Ангелу, потому что ему очень захотелось его обнять. Но обнять он смог только здоровенную Васину ножищу.

— Вася! Ты добрый внутри!

— Ага, — скривился Вася. — «На лицо ужасные, добрые внутри!»

— Нет, ты и на лицо красивый!

— Ну, если и «на лицо»…

Андрейке так и не понравилась музыка, звучащая со сцены. Но он попытался представить себе, что чувствовал человек, сочиняя эту музыку. Как билось бесприютное и в то же время бунтующее сердце этого человека. Как этому человеку тяжело! Будто бы он, бедняга, ищет выхода и не находит его. Будто бы один за другим его покидают все друзья, все близкие и родные люди… Разбиваются мотоциклы и сердца… Рушится мир…

Тяжёлый рок ещё звучал, но Андрейка перестал его слышать. Потому что внутри него зазвучала иная музыка.

Это был ответ. Тому мучающемуся человеку и его гибнущему миру.

Вечернее небо с первыми звёздами, лес вдали. Мама и крепкая рука Ангела… Шоссе, идущее в рассвет, и надёжный мотоцикл, летящий вдаль. Не разбивающийся, а крепкий, надёжный мотоцикл, летящий вдаль.

— Не грусти, — сказал Васе Степаныч, когда узнал, что девушка покинула его друга. — «Была без радости любовь, разлука будет без печали».

— Может, я бы и грустил, если бы любовь была! — усмехнулся Вася. — Но что-то в этом есть. Наверно, во мне что-то не так. Один да один. Что-то я никак не обрету…

Вася не договорил, а Степаныч не стал расспрашивать, чего никак не обретёт Вася. Он просто хлопнул Ангела по богатырскому плечу.

Надо сказать, что хлопок у Степаныча неслабый. Даже от четвертинки такого хлопка Андрейка улетел бы метров на десять. А Вася-Ангел даже не пошевелился. Только глянул на Степаныча вечно удивлёнными глазами.

После концерта все снова собрались у костерка. Побреньчав немного на гитаре, Степаныч обратился к своей подружке:

— Что это ты, Линда, такая смурная сидишь?

— Чем я тебе не нравлюсь? — повела плечами стриженная под пацана Линда.

— Ты мне нравишься, но настроение…

— Да я из-за Юлы. Думала, она шутит. А она свалила. «В гробу, — говорит, — видала я твоего байкера!» Обещала, что лучшего найдёт. Ангел, ты что, девчонку удержать не мог?

— За что я должен был её держать? — поинтересовался Вася. — За руку или за ногу? Может, за волосы? Так это неэстетично. И больно. Я за руль держусь, пока еду. И то могу не держаться. Если по прямой.

— Это верно, — подытожил Степаныч. — Жены уходят и детей забирают. А тут Юла! Пришла, ушла… Закрутилась, укатилась… Одно слово — юла.

— Всё равно противно как-то. Печально… — вздохнула Линда.

— Она тебе подруга? — спросил Вася.

— Да нет. Так, знакомая. «Познакомь, — говорит, — с байкером. А то я с байкером ни разу…»

— На заднем сиденье не каталась! — усмехнулся один из ребят, сидевших у костра.

— Типа того. Но всё равно… грустно это.

— Что же тут грустного? — не согласился Степаныч. — Может, ей вообще будет лучше не с байкером на заднем сиденье, а с водилой каким-нибудь — справа спереди. А вот кто знает сорок пять причин того, почему мотоцикл лучше женщины?

— Чо, прям сорок пять? — вроде как не поверила Линда. — Чо, прям лучше?

— Исключительно и безусловно! Принимаю предложения! И предположения!

Наверняка байкеры играли в такую игру не в первый раз. Все сразу оживились, и причины посыпались со всех сторон:

— Мотоцикл не показывает характер!

— Байк забеременеть не может!

— О! Точно! Не залетит!

— Байк вас ночью не разбудит!

— И не спросит: «Ну, ты меня любишь?»

— Ага!

— Мотоцикл не убежит к другому байкеру…

— И глазки ему строить не будет!

Причины так и сыпались. Каждое высказывание встречалось смехом, комментариями и восклицаниями. Уже не только парни, но и девушки то ли вспоминали, то ли придумывали эти причины:

— Мотоциклы не храпят!

— Если байк сильно шумит, можно купить глушитель!

— Байк никогда не захочет провести ночь с другим байком!

— Или с автомобилем!

— Мотоцикл не расстраивается, если его день рождения забыть!

— У байков нет тёщи!

— О-о!

— Бывшему мотоциклу не надо платить алименты!

— У кого что болит…

— Мотоциклы хранятся дольше!

— Перед тем как покататься, можно есть чеснок и лук…

— Пиво пить!

— И байк не скажет тебе, что ты, собака, опять нажрался!

— Ну что, Степаныч, набрали мы сорок пять причин?

— Не. Думаю, не набрали.

— Тогда сам добавляй!

— Думаешь, я такой всеведущий? Я просто знаю, что их сорок пять. А вот запомнить все — это пусть молодые практикуются.

— Мотоцикл никогда вам не изменит, — подытожил Вася. — Давай-ка, Степаныч, сыграй что-нибудь. Про дорогу.

— Нет, про любовь, — попросила Линда.

— Ну, как скажешь… — вздохнул Степаныч и прошёлся рукой по струнам. — Про любовь так про любовь… Старая песня.

Костерок горел. Его пламя языками уходило в тёмное небо и там растворялось без следа. Немудрёная мелодия, простые слова:

Ты у меня одна,

Словно в ночи луна,

Словно в степи сосна,

Словно в году весна.