Беатриче Мазини - Дети в лесу

В этот раз у добычи, которую они выслеживали, не оказалось ни крыльев, ни перьев. Честно говоря, трудно было вообще понять, что это такое: в кустах виднелась лишь бурая спина, казавшаяся пятнистой от игры света и тени. То, что зверь большой, было ясно уже по хрусту веток под его лапами. Иногда из его горла вырывался хриплый звук, похожий на затяжной кашель. Именно этот звук сначала испугал, а потом заинтересовал охотников. И теперь, сидя в укрытии, в кустах, они замерли, не зная, что делать дальше.

Наконец зверь поднял голову, медленно повернулся и уставился прямо на них. Оказалось, что он почти целиком синий, только спина бурая. У него были большие влажные коричневые глаза. Между двойными рядами белых острых зубов болтался розовый язык. И был хвост — небольшой пушистый завиток, дрожавший от возбуждения.

— Как думаешь, он хороший или плохой? — шепотом спросил Глор.

— Понятия не имею, — так же шепотом ответил Том.

Зверь, не оставляя детям времени на раздумья, направился прямо к ним. В шаге от Глора он остановился, потом подошел ближе и ткнулся влажным носом ему в колени. И снова издал тот же странный хриплый звук, на этот раз похожий на безголосый смешок.

— Хороший! — с облегчением воскликнул Глор. — Отличный!

— Кто это? — спросила Хана, разглядывая зверя, который трусил рядом с охотниками и, казалось, улыбался. Зверь доходил Глору до бедра.

— Не знаю, — ответил Том. — Похож на собаку и в то же время на свинью… Мутант, наверное.

— Слушай, ты просто невыносим! Вечно ты все знаешь!

— Я всегда был первым в классе, — с улыбкой похвастался Том за мгновение до того, как его кольнул Осколок, вынырнувший, как обычно, неизвестно откуда. В суматохе никто ничего не заметил, и Тома это вполне устраивало.

— Давайте назовем его Собак, — предложила Орла. — Это ведь подходящее имя, да?

— Рано придумывать ему имя, когда мы еще не решили, что с ним делать. Это гора мяса — можно наесться на неделю вперед, — сказал Том, явно борясь с собой. Но он первый понял, что никогда не найдет в себе мужества убить этого зверя.

— Я не хочу его есть. Я хочу, чтобы он остался у нас, — вызывающим тоном заявил Глор.

Том развел руками.

— Ну, я просто так сказал. Это же не значит, что мы обязательно должны его съесть.

— А вот и не говори просто так, — отозвался Глор и добавил: — Пернатые — они глупые, они убегают и улетают от нас, значит, их можно есть. А этот не убегает. Он идет за нами. Все понимает. И хочет быть с нами.

— Даже если мы его не съедим, — все еще сопротивлялся Том — он сам захочет есть.

— Он захочет есть детей? — Орла испуганно попятилась.

— Да нет же, нет. Я хотел сказать, что нам придется о нем заботиться, искать еду и для него тоже.

— Вот еще! — сказал Глор, почесывая бок зверя. — Смотри, какой он толстый. Ясно, что он сам о себе может позаботиться. По-моему, у нас не будет с ним проблем. — Зверь благодарно потерся головой о его ногу. — Наоборот, может, он даже будет охотиться для нас. Если мы объясним ему, как это делать.

— И мы назовем его Собак, — не успокаивалась Орла. — Хорошее имя, правда?

Зверь, словно узнав это слово, поднял морду и завыл. Собак! Все радостно засмеялись и захлопали в ладоши. Теперь у них был Собак. Разве не здорово?

— Никогда еще не видел подобной твари под светом Астера, — пробормотал Рубен, разглядывая зверя. — Интересно, внутри он тоже синий? Вот вышли бы бифштексы… Это я тебе говорю. А из задней части можно такую ветчинку заделать, такие биточки!..

Однажды в порыве откровенности Рубен рассказал Джонасу, что в прошлой жизни он был мясником.

— Хорошо, что он там, а ты здесь, — заметил Джонас. Хотя ему и не хотелось в этом признаваться, но зверь его немного беспокоил. Кто знает, вдруг он опасен, агрессивен? Вдруг бросится на детей, разорвет их в клочья? Может, он хищник и его привлек их запах. Подобные твари, как сказал Рубен, встречаются редко: чудовищные мутанты с несочетаемыми частями тела — результат сильнейшей радиации. Или неудавшихся экспериментов: после бомбы же пооткрывались все клетки. У этого еще относительно нормальный вид, хотя Джонасу не слишком нравился его двойной, как у акулы, ряд зубов. Но детям это явно не мешало. Орла как раз только что сплела венок из цветов и украсила им зверя; тот резко вскинул голову, на лету подхватил венок зубами и моментально проглотил. Все рассмеялись.

Джонас тревожился и за Тома-Два-Раза. «Подходящее имя, — еще раз подумал он. — Этот мальчишка ничего не делает бездумно, всегда взвешивает все до мелочей, перепроверяет себя. Это его достоинство — и одновременно наказание». Осколки несли Тому тревогу и боль — почти физическую. И ему приходилось справляться со всем этим самостоятельно: кажется, он пытался собрать воедино картину, которой больше не существовало… «Ладно, — сказал себе Джонас, — я все равно ничем не могу ему помочь. Я могу лишь оберегать его. Его и всех остальных. Наблюдать. А если они вдруг окажутся в беде, если им понадобится помощь, что я смогу сделать? Отсюда до них далеко. Передатчик передает сейчас с расстояния семидесяти под. Неплохо, учитывая, что они дети, идут пешком и не имеют никаких приборов для ориентирования, кроме старого компаса, которым они не умеют пользоваться… и который наверняка давно свихнулся от перепадов магнитосферы».

«Знаешь, это захватывает. Как те вечерние шоу про шпионов, что показывали раньше. Я тогда ни одного не пропускал», — разговорившись, признался как-то Рубен, и Джонас мысленно с ним согласился. «Может, и я тоже просто увлекся этой игрой про шпионов, и мое любопытство разгорается при виде чужих: бед? Может, для меня это всего лишь способ заполнить чем-то пустые дни, придать смысл бессмысленной работе?» — думал он и от этого становился сам себе противен. Чтобы отвлечься, Джонас перевел взгляд на черно-белый экран — из тех, что держали под наблюдением Лагерь. Ничего нового. Разве что вот: долговязый подросток каким-то образом ухитрился поймать мелкую пичужку и сейчас методично выщипывал ей перья, сжимая коленями тощее тельце, еще живое, и не обращая внимания на царапины, которые наносила ему несчастная и уже почти голая жертва.

— А я еще сделаю, — упрямо повторила Орла и направилась в лес. — Сплету ему новый венок.

— И он снова его съест! — прокричала ей вслед Хана.

— Зато теперь мы знаем, что он вегетарианец, — заметил Том. — То есть, я хотел сказать, травоядный.

— Опять ты со своими сложными словами, — буркнула Хана, отворачиваясь, но ее восхищенный взгляд не вязался с ее недовольным тоном. Она все еще сердилась на себя за то, что обозвала его «невыносимым». Том заметил ее маленькую внутреннюю борьбу и тоже отвел взгляд, чтобы не показывать, что он все понял.