Пит Рушо - Маленькие московские сказки

Екатерина Васильевна приблизилась. Посреди газона маленький Ежик пытался на лету сбить снежинки лапами. Иголки на спине Ежика были цвета зеленой травы.

— Я не позволю, — тихо кричал обессиленный Ежик.

— Не позволю, чтобы наступала зима! Я — единственный Зеленый Ежик — хочу, чтобы все было зеленым! Мы будем зеленеть! Ура! — Еж в изнеможении повалился на бок. Он совсем охрип и дрожал от холода и усталости.

— Мне кажется, — сказала Екатерина Васильевна, сажая ежика себе за пазуху, — что зимой ежикам положено спать.

— Мне все нипочем! — сорванным голосом прошептал Ежик, — я единственный в мире Зеленый Ежик — брат зеленой травы. Я хотел остановить приход зимы.

— Как же ты собирался это сделать? — удивилась Екатерина Васильевна.

— Я очень долго шел. Потому что живу-то я не здесь, а в Привалове, в саду у Марка Осиповича, – сказал он так, будто все должны знать приваловский сад Марка Осиповича, а Екатерина Васильевна в особенности.

— Я хотел влезть на Останкинскую башню. На самую верхушку. И оттуда разогнать снеговые тучи.

Вот. Я шел три дня. А башня оказалась такая высокая… Я не смог на нее забраться даже немножко.

Теперь все пропало. Наступила зима…

— А я о тебе слышала, Зеленый Ежик, — сказала Екатерина Васильевна.

— Что? Расскажите! — заинтересовался он, пытаясь высунуть наружу мордочку.

— Вот приедем ко мне домой, тогда расскажу.

Екатерина Васильевна посадила Ежика в теплую кабину трамвая, накормила его пончиками с сахарной пудрой. Ежик поел и согрелся. Он ездил в трамвае по городу, смотрел, как из липкого снега катают снеговиков, как дым поднимается из труб котельных, как зажигаются желтые фонари, как под ними кружатся снежинки. Он успокоился, перестал хлюпать носом, глаза его начали слипаться.

Вечером Екатерина Васильевна принесла его домой, посадила в тазик с теплой водой и принялась отмывать.

— Вот что я про тебя знаю: ты не «единственный в мире Зеленый Ежик — брат травы», который должен остановить зиму. Ты просто Ежик.

— Получается, что я обыкновенный? — отфыркиваясь от мыльной пены, протестовал он.

— Ты единственный, очень храбрый, смелый, очень хороший, удивительный Ежик, на которого мой сосед по даче Марк Осипович случайно этим летом уронил ведро зеленой краски! Марк Осипович красил веранду, стоя на лестнице. Внезапно лестница закачалась и рухнула. Марк Осипович повис на ветке яблони, а ведро упало. Краска окатила тебя с головы до ног. Пока Марк Осипович спускался с яблони, ты успел скрыться в зарослях крыжовника. Марк Осипович очень за тебя беспокоился. Такая история.

— Ой! — на минуту смутился Ежик, — а я не придал этому ведру никакого значения. А я действительно храбрый? — спросил он.

— Действительно! — искренне сказала Екатерина Васильевна, — только теперь больше не зеленый.

Она вытерла его полотенцем и просушила феном. Потом положила в коробку и поставила поближе к балконной двери, потому что ежи спят зимой в уютных, но прохладных местах.

Засыпая, Ежик вздрагивал, шептал про лето, зеленую траву и листья.

Уставшая за день Екатерина Васильевна укутала его стареньким шарфом, тихо напевая про залитый солнцем вокзальный перрон завтрашних дней.