Гелена Воланская - Тайна

— Скорее, — торопила Зузка гардистов, — мы тут сказки рассказываем.

Гардисты улыбнулись девочке, отдали назад документы и отошли к другим пассажирам.

— А что случилось с мальчиком? — вернулась Зузка к прерванной сказке.

— Ему очень хотелось есть, но он не решился взять тот хлеб, — рассеянно продолжал дядя Ян, искоса наблюдая за шпиками.

Зузка заметила его беспокойство и тоже поглядела в ту сторону. Гардисты потребовали у одного из пассажиров, чтобы он открыл чемодан.

— Хлеб лежал на скатерти, и аромат его разносился по всей комнате, — рассказывал далее дядя Ян.

А Лацо между тем встретил у кассы Ондру, который и теперь иногда приходил на вокзал после школы.

— Мне нужно купить билеты, — сообщил Лацо. — Мама едет домой, и с ней какой-то дядя.

— Давай деньги, я быстро куплю, меня тут все знают, — важно сказал Ондра и протянул руку.

Лацо сунул ему деньги, и Ондра смело подошел к окошечку кассы.

— Куда? — спросил он Лацо.

— Вербовое.

— Какого класса?

Лацо растерялся.

— Пойду спрошу, — сказал он и хотел было бежать к матери, но Ондра придержал его за рукав.

— Постой, — весело рассмеялся он. — Наверняка надо брать третий класс. Я ведь знаю, кто как ездит.

Лацо стоял около Ондры и с уважением слушал, как его друг разговаривает с кассиром.

— Пан Мозола, прошу выдать два билета до Вербового, третьего класса, на пассажирский, — деловито потребовал Ондра.

— Что же ты, Лацо, так долго возишься? — прозвучал за спиной Лацо голос матери, когда Ондра передавал ему билеты и сдачу.

Ондра оглянулся. Перед ним стояла та самая женщина в сером платке, которой он нес чемодан в день ареста «борца». Она тогда о чем-то расспрашивала Ондру, а ему это было неприятно. Теперь она не обратила внимания на мальчика, повернулась и ушла с Лацо. Значит, это мать Лацо?

Ондра как угорелый помчался домой, стремглав влетел в комнату, быстро снял с полки горшок, вытащил спрятанную там ассигнацию — ту, которую ему дала мать Лацо, — сжал ее в кулаке, захлопнул дверь и со всех ног кинулся назад. Он купил им билеты до Вербового, а поезд, к счастью, опаздывает на полчаса. Однако, чтобы застать их, нужно бежать без передышки всю дорогу.

Когда запыхавшийся Ондра прибежал на вокзал, поезд уже подали. Лацо и Зузка стояли на перроне, из окна вагона выглядывала женщина в сером платке. Главкова с улыбкой протянула ему руку — и в руке ее осталась ассигнация. Она с удивлением поглядела на Ондру, на его разгоревшееся от быстрого бега лицо, уловила смущение в устремленном к ней взгляде его светлых глаз.

— Ондришка, это ты? — сказала она дрогнувшим голосом. — Возьми назад, это твое…

Последние ее слова слились со стуком колес. Поезд неожиданно тронулся. Главкова успела только кивнуть ребятам, которые изо всех сил замахали платочками. Ондре показалось, что какой-то человек в дымчатых очках, стоявший за ее спиной, тоже приветливо кивнул ему головой и даже крикнул: «Ондришка!» Но, должно быть, ему это только померещилось. В купе было полутемно, и Ондра смотрел главным образом на мать Лацо. Она долго еще выглядывала из окна, а вместе с ней и человек в очках, но вдали уж вовсе ничего нельзя было разобрать.

Дети медленно поплелись к выходу. Лацо взгрустнулось, потому что мама уехала и он снова остался один. А Зузка огорчалась, что дядя Ян не досказал ей сказку про волшебный хлеб, который приносит людям счастье: на самом интересном месте подали поезд, и все поспешили на перрон. Только Ондра был доволен. Ему повезло: он смог вернуть деньги, которые, по его мнению, ему дали не за работу, а из жалости.

— Сегодня я уже не буду у вас ночевать, — первым нарушил молчание Лацо.

— Почему? — живо откликнулась Зузка. — Приходи, поиграем вечером.

— Дядя может рассердиться. Но я все равно буду к вам ходить.

— Давайте пойдем сейчас к Ондре, — предложила Зузка.

— Ладно, — согласился Ондра, — только зайдем по дороге за Иваном.

— А мы забежим домой за доской. Хорошо, Лацо? — спросила Зузка.

— Хорошо, — кивнул головой мальчик.

Вдруг Зузка увидела впереди знакомый силуэт, с разбегу кинулась к этому человеку, подпрыгнула и повисла у него на плечах.

Прохожий резко обернулся, и дети узнали Сернку.

— Да ты, дочурка, таким манером с ног меня свалишь, — засмеялся он. — Ну, бегите вперед, ребятки. Мне некогда.

— Почему ты не проводил их? Опоздал, наверно? — Зузка, по привычке, приставала к отцу с расспросами.

— Я… да… опоздал, — уклончиво ответил Сернка.

— А почему ты вместе с нами не пошел?

— Я не знал, смогу ли. Ну, мне пора, прощайте, — заторопился Сернка и ушел.

— С чего это он рассердился? Ведь я ничего плохого не сделала, — прошептала Зузка, печально глядя вслед отцу.

— Ты еще зареви! — подтрунивал Лацо. — Не понимаешь, что отец занят, работает? Он к поезду опоздал, так она уже нос повесила!

— А мне показалось, что я его видел. Дядя Сернка стоял по ту сторону вагона, — сказал Ондра.

— Может быть, он забежал на минутку, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Ведь мама больная, а дядя Ян ходит с палкой, — предположил Лацо.

— Наверно, так и было, — решила Зузка.

Ондра неожиданно замедлил шаг. На стене возле билетной кассы приклеивали какую-то афишу с портретом. Дети подошли поближе.

— Объявление, — прочитал Лацо, с недоумением глядя на товарищей. — В чем дело?

И вдруг Ондра побледнел как смерть, рассеянно обвел глазами зал и снова уставился на объявление.

— Смотрите, на улице тоже вывешивают, — тихо сказала Зузка.

— Пошли, — сквозь зубы процедил Ондра и подтолкнул ребят к выходу.

На заборе, примыкавшем к зданию вокзала, висело такое же объявление. Ондра остановился перед ним, осторожно огляделся по сторонам. Вдали медленно тащился с чемоданом какой-то человек. Поблизости не было никого. Мальчик быстро сообразил, что в это время дня в Жилину не прибывает ни один поезд, а пассажирский на Спишскую Новую Весь уйдет только через час — значит, бояться нечего. Ондра еще раз посмотрел на мокрое от клея объявление.

— Загородите меня, — попросил он товарищей, быстро сорвал листок и сунул под куртку.

Потом все трое побежали к дому Ондры. Иван увидел друзей из окна и поспешил им навстречу. Еле переводя дыхание от усталости, дети спустились в подвал, и Ондра плотно притворил дверь. Он расстелил объявление на столе, и только теперь дети сообразили, что добрая его половина осталась на заборе. Дрожащими руками Ондра разглаживал смятую бумагу.