Лидия Чарская - Малютка Марго

Олимпиада Львовна еще раз бросилась к малютке и поцеловала ее.

— Будь умницей, Марго, не забывай нас… пиши! — прошептала она сквозь слезы.

— Как прилетите в Париж — телеграфируйте тотчас же. Я записал адрес в вашу записную книжку, — сказал отец Паисий.

— Да, да! — поспешил ответить Жан Дюи. — Тотчас же, как прилетим, дадим вам депешу сюда.

Зашумела машина аппарата, и воздушная птица, пробежав по полю, стала плавно подниматься в воздух. Вот все выше и выше парит она над Дерябкинским полем, вот все меньше и меньше делается она в глазах людей.

Мальчики кричат «ура!» и машут шапками.

Еще выше взлетела к облакам воздушная птица. Жан Дюи управлял машиной. Малютка Марго притихла на своем месте, не отрывая глаз от бегущих впереди облаков. Хорошо было на душе Марго.

Последние объятия, поцелуи, наставления, советы…

Аэроплан несся с быстротой ветра высоко-высоко над землей, над домами и деревьями, полями, оврагами и холмами… Над головою девочки синело небо… Внизу клубились облака.

Скоро стало холодно. Марго съежилась на своем месте.

— Закутайся хорошенько, малютка, и сиди смирно. Через несколько часов мы будем в Берлине, — произнес летчик, продолжая управлять машиною.

Девочка немедленно исполнила то, что посоветовал ей авиатор. У нее на душе было очень хорошо. Она только и думала о том, что скоро-скоро увидит маленького Поля, родину, Париж…

Далеко внизу извивалась широкая синяя полоса.

— Это — река, — пояснил Жан Дюи малютке.

Но Марго уже не видела ничего. Глаза ее слипались… Легкий ветерок, лаская лицо, навевал сладкие грезы. И девочка, мерно укачиваемая движениями машины, крепко уснула на своем месте.

Марго проснулась от каких-то толчков.

Что-то сердито шумело перед самыми ее ушами.

Она открыла глаза. Был вечер, когда она уснула, а теперь стояло серое холодное утро. Значит, она проспала беспробудно всю ночь.

«Почему, однако, машина идет не так плавно, как вчера, а толчками?.. Почему у авиатора такое бледное, расстроенное лицо?» — подумала вдруг Марго.

Вокруг гудит и воет ветер… Носятся черные, черные тучи… Ничего, кроме туч, не видно, ни вблизи, ни вдали.

— Куда мы летим? — с испугом спрашивает Марго.

— Мы летим обратно, малютка… слишком силен встречный ветер… Крепнет с каждой минутой. Нельзя бороться против него. Приходится повернуть назад.

— Ах! Значит, мы не скоро попадем в Париж? — вздохнув, произносит девочка, и у нее становится на душе тяжело-тяжело.

— Закуси хорошенько, подкрепи свои силы, — советует ей Жан Дюи, — да закутайся, теперь холодно… Настоящая зимняя стужа… Бррр…

В корзинке заботливыми руками Олимпиады Львовны уложена провизия: холодный цыпленок, тартинки, хлеб. Марго, не шевелясь, протягивает руку к летчику, кладет ему что-то в рот и ест сама.

А машина все больше и больше качается в воздухе, делает скачки прыгает и дрожит, словно живая.

Жан Дюи без устали следит за работой машины… Лицо у него сосредоточеннее и бледнее прежнего. Он давно уже раскаивается в том, что взял девочку с собой.

А ветер все крепчает и крепчает. Далеко назад отнесло машину.

Еще несколько часов проходит в мучительной борьбе человека с ветром…

— Надо спуститься на землю… — говорит Жан Дюи, когда наступил второй вечер их воздушного путешествия.

Марго, затихшая в своем уголку, вся дрожит, чувствуя опасность.

Жан Дюи направляет машину так, чтобы она спустилась на землю. Но это не удается. Аэроплан то ныряет, то подскакивает… Ветер относит его все больше в сторону, где внизу шумит море… прыгают волны…

Отважный летчик старается всеми силами направить аппарат к берегу, но ветер, точно назло, увлекает воздушную птицу к воде, к морю…

С ужасом видит авиатор, что его аэроплан несется прямо туда… Теперь он ничем не может уже его остановить…

— Молись Богу, малютка, мы можем погибнуть, — говорит он, обращаясь к Марго.

И лицо его становится печальным и торжественным в эту минуту.

Вдруг отчаянный треск раздается в машине… сначала на один бок, потом на другой сильно наклоняется она и летит вместе с пассажирами в темные, бушующие волны моря.

В первую минуту Марго теряет сознание… Но прикосновение холодной воды заставляет девочку очнуться… Она чувствует, как, крепко прижимая ее одной рукой к груди, Жан Дюи другой упорно и сильно борется с волнами. Оглушенная падением, Марго чуть жива… Откуда-то издалека доносятся до нее крики… Кричит не один человек — много людей. Она ничего не понимает, не может различить, что им кричат люди из большой черной лодки, плывущей навстречу.

А ее спутник, выбиваясь из последних сил, борется с волнами, не выпуская ее из рук… Но вот его движения все тише, все слабее…

«Сейчас мы утонем»… — проносится быстрая мысль в голове девочки, и она снова теряет сознание…

Когда Марго опять приходит в себя, то с удивлением озирается вокруг.

— Где я? Что со мной? — шепчет она тихо.

Большая, светлая комната… Целый ряд чистых белых кроватей… Какие-то девушки, в белых передниках с красными крестами на груди и с белыми косынками на головах, скользят между кроватями, на которых лежат дети всех возрастов.

Марго хочет приподнять голову с подушки и не может: голова такая тяжелая, точно налита свинцом; хочет Марго двинуть рукой и тоже не может — ужасная слабость сковывает все тело… В усталой головке ползет целая вереница мыслей… Какие-то обрывки воспоминаний. Страшная картина гибели…

— Где я? — снова шепчет Марго, испуганная новой обстановкой, в которую она попала.

К ней подходит девушка в переднике, с красным крестом на груди.

— Милая малютка, — говорит она по-французски, наклоняясь над нею, — не бойся ничего. Ты среди друзей, в детской больнице. Ты не совсем здорова… Поправишься, тогда я объясню тебе, как ты попала сюда.

— А monsieur Жан? Где он? — с усилием спрашивает Марго. — Он умер? Утонул в море?

— О, нет. Он навешает тебя ежедневно все эти две недели, что ты лежишь у нас. Придет и завтра утром, ты его увидишь.

— Так, значит, я здесь уже две недели? Значит, я была серьезно больна? Но как же я сюда попала? — слабым голосом допрашивает девушку Марго.

Но той было строго запрещено разговаривать с серьезно больными. Она только прикладывает палец к губам, приглашая Марго молчать.

Да и сама малютка не может говорить больше, хотя ей еще хочется расспросить о многом. Снова непреодолимая слабость сковывает ее руки и ноги. И снова Марго впадает в забытье.