Розалия Амусина - Круглая корзинка

У Вовки — рот до ушей от удовольствия.

— Граждане радиослушатели, внимание! — заорал он, поставив перед собой тычком поварёшку, — Наш микрофон установлен возле кастрюли с молоком. Вы слышите этот нарастающий гул? Из кастрюли с молоком раздаётся страшный тарарам… Бах, тарарах! Жуткая картина! Товарищи, мы присутствуем при…

— Погоди ты… артист! — прикрикнул на него Борька. — Самое страшное ещё впереди!

В самый решительный момент Борька вдруг от волнения охрип.

— Дай тряпку! — просипел он.

— Зачем?

— Хватать… кастрюлю… Может, хва-хватать придётся…

Молочный столбик бурлил и шумел всё больше, разбрасывая во все стороны пузыри — и вдруг всё молоко заходило, забурлило, но… не выскочило из кастрюли!

— Борька, чертяка! — завопил Вовка. — Дай я тебя расцелую!

Даже Вовкина соседка не могла прийти в себя от удивления.

— Неужели так и не убежит? — спросила она.

— Ни за что, — отрезал Борька.

— А ну-ка, подержите его на огне ещё немного!

— Пожалуйста! — ответили хором Борис и Вовка. — Нам не жалко!

И хотя Борис потом узнал, что такой диск уже существовал, он всё равно был очень рад, что сам додумался.

Теперь Борис решил подумать над кастрюлей, в которой бы никогда не подгорала каша. А Вовка заявил, что без колебаний рискнёт всей гречневой крупой, которую только удастся выудить из буфета.

Ребята! Если у кого-нибудь возникнут мысли по проекту такой кастрюли, напишите Борьке, пожалуйста!

Бывает так: думаешь про человека одно, а он оказывается совсем другим. Я хочу вам рассказать такую историю.

…Валерка учился у нас в школе первый год, и мы все никак не могли привыкнуть, что у него такая непонятная способность краснеть.

Вызовут его — он и урок знает, и отвечает всё впопад, а сам красный, как из бани. Даже веснушки, кажется, от этого тускнеют. А веснушки у него частые, аккуратненькие, друг на дружку не наскакивают, как будто Валерка загорал через решето.

Глаза у него — ну такие, добрые! Чуть-чуть косят, но это ничего. По правде говоря, я раньше совсем не замечала, что это даже красиво, когда глаза чуточку косят.

Учителя про него говорят: очень застенчивый мальчик!

У доски Валерка переминается с ноги на ногу, не знает, куда девать руки, будто они у него лишние, и мел держит за самый кончик… Ну до того у Валерки беспомощный вид — так бы и кинулась к нему на выручку!

Волосы у Валерки курчавые и весело блестят.

У нас в классе есть девочки, которым он нравится, — они с него прямо глаз не сводят! А так-то он хороший мальчишка. Мы сидим с ним на одной парте… А насчёт того, что он на этих девчонок даже никакого внимания не обращает, нечего и говорить — это к делу не относится.

Ну вот. Однажды я пошла к Валерке домой. Он здорово чертит карты, а мне всё время за карту снижают географию. Вечно у меня то река впадает в железную дорогу, то Каспийское море на гору залезает. И Валерка взялся мне помочь.

— Знакомься. Это Людмила, моя старшая сестра, она у нас за маму, — представил Валерик.

Людмила оторвалась от книги, улыбнулась мне очень доброй улыбкой, поправила волосы — они у неё были туго заплетены и собраны в узел — и тут же снова уткнулась в книгу. Глаза усталые — видно, недосыпает. А книжечка у неё — с мой портфель, когда у нас шесть уроков и физкультура. Валерка говорил, в этой книжке царей штук триста напихано…

— А это наша младшая — Алёнка. — И Валерка слегка подтолкнул девочку лет семи, с рыженькими косицами торчком. Алёнка была очень похожа на него — такая же остроносенькая, с частыми веснушками и карими живыми глазками.

Она протянула мне руку, как взрослая, и спросила солидно:

— Ну, как наш Валерий учится?

— Хорошо, — говорю, — на пятёрки.

— А моя кукла Таня, — продолжала Алёнка, — на днях уже окончила институт и теперь поступает в аспирантуру. Она тоже принесла в табеле одни пятёрки. — И Алёнка погладила по голове куклёнка с такой облупленной рожицей, что уже не разобрать было, девочка это или мальчик. Как видно, кукла немало потрудилась, пока окончила институт.

«Хорошо у Валерки, — подумала я, — и комната такая чистенькая, и сёстры симпатичные…»

Тут Валерка подошёл ко мне и зашептал на ухо:

— Ты на Людмилу не обижайся, что она не бросила читать, — у неё совсем нет времени: она учится в институте на историка и работает, потому что меня и Алёнку, понимаешь, кормить надо… Она, знаешь, до чего дошла? Вчера приходит ей какая-то повестка, там в конце написано — явиться в 18.30, а она читает: явиться в 1830 году…

— Люда! — громко позвал Валерий. — Скоро, что ли, у тебя там цари перебьют друг друга? А то мы пока с голоду помрём…

— Что?.. Ах да, давно пора обедать. — Людмила вскочила, протёрла покрасневшие глаза. — Мойте руки, сейчас подам на стол. — Она потрепала Алёнку по голове и огорчённо причмокнула: — Ну что за ребёнок! Только что её вымыли, и уже полная голова песку!

— Людочка, не беспокойся, это же песок с нашего двора!

В этот момент в комнату вбежал кудлатый щенок с остренькой мордочкой и хитрющими глазами. Шерсть у него была чёрная, лохматая и на спине как бы пробором разделялась.

— Знакомься, — сказал Валерка, — это Цезарь, четвёртый член нашей семьи. Назван в честь древнего полководца Юлия Цезаря.

— А я зову его просто Юлька, — сказала Алёнка.

…Людмила разлила по тарелкам суп. Меня тоже усадили обедать.

— Ой, суп с фрикатюльками! — обрадовалась Алёнка.

— Кажется, суп сегодня удачный, — сказала Людмила и тут же опять раскрыла свою большую книгу, подперла её хлебницей и, не притронувшись к супу, стала читать.

Давно не ела я такого вкусного супа, хотя вид у него был неважный. Кажется, это был суп с клёцками, но клёцки были какие-то лохматые, растрёпанные.

— Вкусно-то как! — похвалила я.

А Валерий поболтал ложкой в тарелке, глотнул немного и, представьте, капризно пробурчал:

— Ну да, вкусно! Клёцки-то… прямо лягушки какие-то плавают…

Я чуть не поперхнулась: клёцки — лягушками обозвал!..

А Валерка всё бурчит, бурчит и сердитыми глазами смотрит перед собой.

Надо же! Ещё обедом недоволен, фыркает! Сестра, усталая, варила, а он… С ума он сошёл, что ли? Может, он ещё пожелает, чтобы она ему клёцки бантиками завязывала?! И это наш-то Валерка, который в классе от каждого пустяка заливается краской!

Мне стало неловко. Зачем он так… да ещё при мне… Значит, ему совсем безразлично, что я о нём думаю. Мне трудно было смотреть на Валерия.

Сейчас Людмила как прикрикнет на него!

Но ничуть не бывало: Людмила даже не подняла глаз, которыми она быстро скользила по книжке — даже не по строчкам, а прямо наискосок через всю страницу, словно на санках с горки скатывалась.