Розалия Амусина - Круглая корзинка

— Вот так да! Очень мне интересно, худые они у тебя или толстые, прямые или кривые? Ты мне скажи, туфли какие носишь? Большие?

— A-а… У меня тридцать четвёртый размер.

— Давно бы так. Подожди минутку!

Через минуту он вернулся и неловко протянул девочке боты [7] Боты — резиновая или утеплённая фетровая, суконная и т. п. обувь, закрывающая щиколотку и надеваемая обычно поверх другой обуви в сырую или холодную погоду. .

— На… Сестрёнкины.

…Когда Люся в двенадцатом часу ночи примчалась домой, на маме, как выразился папа, лица не было.

— Наконец-то! — ахнула она. — Явилась! И сухая?! Зонтик-то кто ж тебе дал? А сердце-то, как овечий хвостик… Бежала?

Папа схватил Люсю в охапку.

— Доскакала козочка! И копытца не промочила?.. Ну, повезло тебе, а то бы мама тебя всю горчичниками заклеила.

Люся тут же, захлёбываясь, принялась рассказывать про Славу, про зонтик и про слёт, но мама перебила её: «Потом, потом…» — и велела сначала напиться чаю с малиновым вареньем.

Люся, обжигаясь, глотала чай — уж очень не терпелось всё рассказать. Тем временем мама пошла в переднюю и сразу же вернулась с зонтиком в руках. На лице её было недоумение.

— Люся, откуда у тебя наш зонтик?

— Мамочка, это совсем не наш, он просто похож.

— Как это не наш?! На нём папа даже моё имя нацарапал, видишь?

— Да нет же, мамочка, это что-то другое нацарапано!

И Люся, бросив чай с вареньем, рассказала всё.

— И главное, — быстро говорила Люся, — завтра ровно в шесть утра я должна отнести зонтик Славе, Слава к семи отнесёт Диме, а Дима к восьми — тем людям. Понимаете?

Пока Люся рассказывала, мама с папой лукаво переглядывались и вдруг оба весело рассмеялись.

— До чего же славные мальчишки! — сказала мама.

— Вот видишь, — ликовал папа, — я всегда тебе говорил — мальчишки способны не только бить стёкла своим футболом!

— Доченька, — сказала мама, — можешь завтра спокойно спать и никуда не ходить. Это мы дали мальчикам зонтик.

— Вы?.. Это наш зонтик?.. Ой, мама, папа! Какие же вы у меня молодцы!..

Но вдруг лицо Люси стало серьёзным:

— Как это — можешь спокойно спать? А зонтик-то я должна отнести? Мальчики ведь не знают, что зонтик уже у себя дома? А боты?

— Д-да, — хмыкнул папа, — положение сложное. Придётся действительно отнести зонтик.

…Люся, мама и папа вскакивали с постели по очереди каждые полчаса и смотрели на часы — боялись проспать.

— Подумать только, — вздыхала мама, — не спать всю ночь только для того, чтобы унести из дому свой собственный зонтик и через два часа получить его обратно!

…В шесть часов утра Люся вскочила с постели.

— Люсенька, — сказала мама, — ты хоть зонтик с собой не тащи, пойди просто и скажи.

— Что ты! — сказала Люся. — Слава — человек принципиальный: раз брал под честное пионерское зонтик — значит, должен и вернуть зонтик.

— Ну ладно, только бутерброд проглоти, иначе не пущу!

— Мамочка, можно я съем сыр без хлеба?

— Как хочешь, можно хлеб без сыра!

Ровно в семь часов сорок пять минут утра зонтик, описав обратный круг, снова очутился у себя дома. Мама и папа были готовы к его приёму. Папа даже надел по этому поводу китель и застегнул его на все пуговицы.

В поезде ехала шумная компания: Санька с приятелем Никитой направлялись на каникулы к Санькиной бабушке и должны были выйти на ближайшем полустанке, а Дима и Наташа, их одноклассники, ехали дальше.

Санька начал стаскивать с полки вещи.

— Поезд стоит всего полминутки. Ты, Никита, сразу за мной прыгай! — отрывисто распоряжался Санька. — А вы, ребята, кидайте нам вещи!

— Не подведём, всё выкинем, — заверила Наташа.

В вагоне было темно. Только над дверью тускло мерцала лампочка. Пассажиры спали. Было около двенадцати часов ночи. Никита шумно зевнул, со вкусом потянулся и сказал:

— Чего торопиться! Чего волноваться!.. Успеем. Да и купе-то наше крайнее.

— Давай шевелись, — оборвал его Санька. — С тобой успеешь!

Вскоре поезд резко дёрнулся и со скрежетом остановился.

Санька скатился из вагона прямо на платформу. Никита спустился не спеша, нащупывая ногой каждую ступеньку.

Сверху на ребят посыпались пакеты.

Уже раздался свисток к отправке, когда Наташа вдруг закричала:

— Ой, чуть не оставили в этой темнотище… — И она с трудом вытолкнула из вагона круглую корзинку. Санька и Никита подхватили её вдвоём уже на ходу поезда.

Дима и Наташа вернулись в купе.

— Наташа, — спросил Дима, — ты не знаешь, куда делась отсюда моя круглая корзинка?

— Круглая?.. Отсюда?.. Так это была твоя корзинка?

— Как это — была? — испугался Дима.

— Я… я… — сказала Наташа, заикаясь, — увидела на их полке… думала, они забыли… и отдала им.

Ошеломлённый Дима так и сел на скамейку.

— Это… это знаешь, что за корзинка?.. Что ты наделала!..

Тем временем Санька и Никита, поёживаясь от ночного холода, осматривались на полустанке. По платформе были разбросаны их вещи. Тут же стояла чужая круглая корзинка.

Санька, у которого не было с собой никакой круглой корзинки и который был уверен, что это корзинка Никитина, не удержался, чтобы не кольнуть приятеля.

— Вот раззява! — сказал он Никите. — Ещё бы чуть-чуть — и оставил свою корзинку в поезде.

— Ясно, раззява! — очень охотно поддержал Никита, уверенный, что корзинка Санькина и что Санька обругал самого себя. — Такого растяпу ещё поискать нужно!

И оба остались в прекрасном настроении — каждый был доволен, что здорово поддел другого.

Санька, быстрый и расторопный, с озорным, подвижным лицом, не мог стоять на месте — он помчался осматривать платформу. Никита начал сдвигать вещи. Он легко передвинул рюкзаки и пакеты, но, когда взялся за круглую корзинку, крякнул.

Даже ему, крупному, упитанному мальчишке, с ярким румянцем и здоровенными кулачищами, — даже ему трудно было справиться.

«Вот это да! Весит! Ну и нагрузился мой Санечка!»

Тут вернулся Санька и деловито распорядился:

— Давай перетаскивать наше имущество под фонарь!

Никита, не будь дурак, молниеносно перешагнул через круглую корзинку, — очень ему надо такую тяжесть тащить! — сгрёб в охапку два пакета и рюкзак и поспешно ушёл вперёд.

Круглая корзинка досталась худощавому, узкоплечему Саньке. Хочешь не хочешь, надо нести.

— Ого! Грузик… — проворчал Санька вслед Никите. — Сам вдвое толще, а корзинку тяжеленную, небось, мне спихнул… Натолкают же люди барахла сто пудов! А ты за них отдувайся. Нет уж, дудки, пускай дальше сам тащит свою корзиночку!