Одетт Жуайе - Дневник Дельфины

Я захлопнула дверь перед носом месье Обри и вернулась к маме. Она открыла глаза. Казалось, она счастлива, на ней было ее самое красивое домашнее платье, белое с воланами, и стол был накрыт по-праздничному. Вышитая скатерть, красные свечи, бутылка шампанского — конечно, подарок от Фредерика, который всегда нас балует.

Мне очень хотелось плакать, но было нельзя. Мама спросила, где же Фредерик. Я ответила, что он пошел спать. Потом сказала, что сама тоже хочу спать. Мама смотрела на меня, и было видно, что она удивлена и обеспокоена. Я не могла вынести ее взгляда и решила поскорее спрятаться в свою кровать.

Но, сбежав туда, я все равно не смогла заснуть. Я и не знала, что бывают такие долгие ночи!

Если мне удавалось задремать, мне снился один и тот же сон: Бернадетта падает и я падаю вместе с ней. Все сбегаются туда, наклоняются — Дюдю, доктор, Жюли, учительница, месье Барлоф… Да-да, месье Барлоф тоже! Но никто не хочет помочь мне, и я все падаю, падаю, падаю…

Что за день! Наше непослушание обернулось катастрофой! Это настоящая драма, и все о ней говорят, даже в газетах пишут. Только моя мама не в курсе дела.

В каком-то смысле хорошо, что доктор еще не разрешал ей выходить на улицу, а то она точно отправилась бы за мной в Оперу, она любит так делать, когда время ей позволяет. А теперь, когда меня назначили на роль Галатеи, она наверняка бы захотела зайти за мной. Она так мной гордится, так в меня верит! Именно поэтому я не могу сказать ей правду. Она бы слишком огорчилась. Я надеюсь, все как-нибудь уладится, Бернадетта выздоровеет, и все забудется. И тогда я ей скажу. Я никогда от нее ничего не скрывала, но на этот раз дело уж очень серьезное, так что — не теперь, пока еще нельзя.

Сегодня утром мама была встревожена: кажется, я кричала во сне. Ничего удивительного, ведь всю ночь меня преследовали кошмары. Какие-то предметы, жесты, лица, все искаженное, принимающее чудовищные формы и размеры.

Например, ключ, который был выше меня, а потом месье Барлоф, как всегда, восхитительный, он спрашивал, счастлива ли я, что танцую с ним. Но он тоже был гигантского роста, и я чувствовала себя раздавленной, потому что мне казалось, он существует в каком-то другом, не моем мире, полном света… А потом Бернадетта — как она катится по крыше, как неподвижно лежит, а внизу, будоража весь город, воет сирена «скорой помощи»… А потом — мама, мама такая красивая в своем нарядном белом платье с воланами… И лицо Фредерика, перед которым я захлопнула дверь… Ах, да! Во сне я была еще несчастнее, чем наяву!

Я встала, умылась, выпила шоколад, но он показался мне невкусным.

Мне хотелось успокоить маму. Хлопоча по хозяйству, она разговаривала со мной. Она надеялась поскорее выздороветь, чтобы снова начать работать и чтобы получше заняться мной: опять приходить за мной в Оперу, беседовать с моими преподавателями и так далее.

Я сказала ей, что пусть она лучше лечится и будет поосторожнее, что ей нет никакой необходимости переутомляться. Мама ответила:

— Спасибо, моя дорогая, но мне необходимо работать.

— Почему?

— Нам это нужно, — сказала она. — Надо платить за твои занятия, твои уроки. Если ты хочешь стать настоящей звездой, нельзя ничего упустить.

А я тогда ответила:

— Ничего, мамочка… Когда я вырасту… Тебе тогда не нужно будет работать, я буду зарабатывать на нас обеих!

Мама засмеялась и добавила:

— А пока, к счастью, у нас есть Фредерик. Думаю, он хорошая нянюшка. Интересно, что бы мы делали без него?

— Знаешь, мне кажется, обошлись бы как-нибудь!

Но мама настаивала:

— Он так хорошо к нам относится, разве ты не видишь? Он же очень тебя любит!

— И тебя тоже! — не сумела удержаться я.

Мама смущенно улыбнулась, не зная, что на это сказать. Я наконец допила свой шоколад. У мамы в руках был большой конверт: даже болея, она ухитрялась выполнить работу.

— Вот я кладу рядом с твоими вещами конверт, — сказала она. — Передай мадемуазель Пижон, что я смогу выйти через неделю и что я очень рассчитываю на место, которое она мне обещала. А пока она может прислать мне еще бумаг, которые я перепечатаю дома.

Так я поговорила с мамой, которую должна была успокоить любой ценой. Мне нужно было держаться, как обычно, и даже казаться более счастливой, чем обычно, — из-за того, что месье Барлоф выбрал меня.

Когда с завтраком было покончено, я заторопилась в школу: чтобы увидеть девочек и узнать новости. Уходя, я от всего сердца поцеловала маму, но смотреть ей в глаза все-таки не смогла!

Только я открыла дверь, чтобы выйти, появился Фредерик. Он нес завернутый в шелковую бумагу пакет, от которого весьма аппетитно пахло. Казалось, он забыл о своей вчерашней неудаче.

— Горячие круассаны! Горячие круассаны! — закричал он весело и помахал веревочкой, будто это палочка дирижера.

Я тихонько ему напомнила:

— Не забудьте: вы поклялись!

— В чем?

— Насчет несчастного случая. Вы поклялись ничего не говорить маме.

Я взяла один круассан и бегом спустилась по лестнице, добежала до автобусной остановки на Архиепископском мосту, села в автобус. Водители и кондукторы меня знали и останавливались еще до того, как я успевала помахать им.

Я вышла, как обычно, у Оперы, но вместо того, чтобы идти прямо в театр, пошла в «Европа-Секретариат». Это — компания, на которую работает мама.

Я спросила мадемуазель Пижон — секретаря дирекции, и поскольку служащие меня знали, меня сразу же проводили к ней.

Кабинет мадемуазель Пижон всегда переполнен. Но она сразу же поздоровалась со мной и спросила, что нового у мамы.

— Она выйдет на работу через неделю, но если вы можете дать ей опять что-то сделать дома…

Мадемуазель Пижон протянула мне конверт с пачкой документов для перепечатки и сказала:

— Я так и знала, уже все приготовила. Но скажи своей маме, чтобы она не волновалась, я нашла для нее место, которое ей понравится. Секретарем на половину рабочего дня в одном издательстве. Это на Университетской улице, недалеко от вашего дома. Она сможет больше заниматься тобой.

Потом она подвинула ко мне коробку конфет. Я, конечно, взяла одну, но мадемуазель Пижон закрыла коробку, отдала ее мне:

— Возьми, я от этого толстею, а ты передашь маме!

Я поблагодарила и положила коробку в ранец. Но мадемуазель Пижон не отпускала меня, ей явно хотелось поболтать.

— Скажи-ка, а что случилось вчера вечером?

— Вчера вечером?

— Я прочла в газете, — сказала она мне и показала газету.

Я отпрянула в ужасе. Потом все-таки подошла к письменному столу посмотреть. И прочла: «Вчера вечером в Гранд-Опера произошел несчастный случай. Во время спектакля одна из учениц балетной школы Б.М. (одиннадцати лет) взобралась на крышу здания и упала. Девочку отвезли в больницу, состояние ее вызывает опасения. Дирекция начала расследование: немыслимо, чтобы подобные случаи имели место».