Лев Кассиль - Будьте готовы, Ваше высочество

Все были смущены. Как-никак дело было неприятное. Все-таки гость из страны, борющейся против империалистов, к тому же принц. И вот на тебе, в первые же дни… Тараска опустил руку, которую держал у щеки.

— Зря ты его, Антонида. — Слава Несметнов хмуро всматривался в аллею, куда убежал принц. — Это уж ты набезобразничала.

— А он не безобразничал? Дает волю рукам, — не унималась Антонида.

— И ты тоже… Чего ты на его тень вскочил, раз у них там не полагается, — укорял Тараску Ярослав.

— Им там хорошо, на экваторе, — оправдывался Тараска, — солнце прямо над макушкой, тени у них короткие. Вот никто и не наступает…

Пришлось доложить о происшедшем вожатому Юре. Тот очень огорчился и не на шутку встревожился. Сейчас же бросился искать принца. Уже начинало заметно темнеть, когда Юра нашел Дэлихьяра. Тот сидел в одной из плетеных кабинок для переодевания на пляже. И пришлось долго уговаривать его, чтобы он покинул это свое укрытие. На общий ужин принц не пришел. Вожатый Юра принес ему еду в комнату на дачу. Мальчики и Тонида чувствовали себя тоже не в своей тарелке. Все понимали, что дело получилось не очень красивое. Не так надо перевоспитывать принцев.

Дэлихьяр после ужина повалился на кровать, но Юра заставил его встать.

— Сначала разбери, раскрой постель, как я тебя учил, — сказал Юра. — Ты вот, говорят, в суворовское готовишься, а военных порядков знать не хочешь. Офицер должен сам себе приготовить ночлег, как в походе. Куда же ты годишься, если постелить себе не умеешь, а утром койку не заправишь. Ушел сегодня, не прибрал за собой. Это все не дело. Ну, давай я тебя научу.

— А, у-это, бороть всех ты меня будешь учить?

— Всему свой черед. И бороться научу. Такие приемы я знаю — никто не устоит против тебя.

Они стелили постель, а принц, еще всхлипывая, спрашивал:

— А почему все меня, у-это, сбороли? Я раньше всех борол, а теперь меня… Может быть, у-это, у вас не так, как у нас, земля притягивает?

— Да не в тяготении, друг, дело. Ты не огорчайся, я тебе правду скажу. Просто они все там, во дворце у вас, поддавались тебе. Ты же принц — их и заставляли прыгать покороче тебя, и как борьба — так ложиться сразу. Вот ты их и борол. Вот тебе и все притяжение, соображаешь?

Принц всхлипнул и кивнул головой. Некоторое время он молча расстилал простыни, подбивал подушки. Потом сказал тихо:

— Бабашура… Я, у-это, бабушку свою так называл. Бабашура меня учила, у-это, играть русские шашки… Там тоже так бывает. Играют, у-это, так поддамки.

— Только не поддамки, а поддавки, — сказал Юра. — А так правильно говоришь. Они и с тобой в поддавки все играли. А у нас ты тут окрепнешь, натренируешься, совсем другой разговор будет, по чести и совести.

Уже сыграли давно отбой в лагере и улеглись по-вечернему волны на море. Лишь легкий шорох гальки доносился с пляжа. Но напрасно физкультурница Екатерина Васильевна ждала у ворот служебного корпуса вожатого Юру, который обещал прокатиться с ней вдоль моря на велосипедах по шоссе. Не мог Юра оставить в этот трудный час принца. Дэлихьяр уже лежал и вот-вот готов был заснуть, но все открывал в темноте глаза, находил руку Юры, стискивал ее крепко и спрашивал:

— А как я, у-это, теперь дальше тут буду?

— И очень просто, — успокаивал его в десятый раз Юра. — Подумаешь, большое дело — тень! Вот на горло когда наступают — это паршиво… А завтра соберу я вас всех троих: и Бобунова, и Пашухину вместе с тобой. Друг перед другом извинитесь, и конец всему. Все трое виноваты — значит, и упрямиться тут нечего. Но это, конечно, если ты сам утром койку заправишь.

— Заправлю, — сказал принц. — Я подушку буду бить вот так. — Он сел на кровати, кулаками поколотил с боков подушку, повернул ее уголком к себе.

— Ладно тебе, — сказал вожатый. — Заправлять утром будешь, а сейчас, раз постель раскрыта, что полагается?

— У-это, спать.

— Значит, спи.

Физкультурница Екатерина Васильевна дождалась все-таки Юру в этот вечер… Луна еще не зашла и, когда они катили вдвоем, рядом на велосипедах, светила им сперва в лицо, а потом сзади, когда пришло время возвращаться домой.

И они ехали — тесно, педаль к педали — прямо по своим теням, которые егозили, то сливаясь, то раздваиваясь перед ними, на облуненном асфальте шоссе.

Утром принц заправил свою койку уже сам. И она теперь выглядела образцово — так аккуратно было выстлано легкое одеяло, так крепко взбиты подушки и все прибрано вокруг и на ночном столике. И полотенце висело там, где полагается. Тут и явились по вызову вожатого Тараска с Тонидой. Но Тонька и на этот раз показала свой скверный характер.

— С чего это я буду виниться? — пробормотала она. — Ему можно драться, раз он принц, а ты уж и сдачи не ответь.

— При чем тут принц? — рассердился вожатый Юра. — Кто бы ни был на его месте, а порку устраивать ты не имеешь права.

— Я его не порола, — проокала Тонида, — поддала разок.

— Три раза, — уточнил принц.

— А я не подсчитывала, — не сдавалась Тонида.

— Стыдно, — сказал вожатый. — Приехал человек из колониальной страны, борющейся против угнетателей, слышал там, что у нас самые справедливые порядки, что никогда никого пальцем не трогают в смысле физических наказаний, а ты — бац-бац… Что человек подумает?

— А ему можно Тараску бац-бац?

— Так он же раскаивается, — сказал Юра. — Ты ведь, Дэлихьяр, раскаиваешься?

— А как, у-это, раскай-вай-ваешься?

— Ну, ты жалеешь, что так получилось нехорошо?

— У-это, нехорошо. — Принц отвернулся. — Только пускай и они тоже раскай-вай-ваются!

— Ну вот, — сказал вожатый. — Дэлихьяр считает сам, что поступил нехорошо. Значит, он раскаивается. Тарас тоже зря дразнился. Правда, зря?

— Правда, — выдавил из себя Тараска. — Только я пошутил, а не дразнился. Я же ему не на ногу наступил, а на тень только.

— Ну ладно, ладно, — поспешил вожатый Юра. — Словом, все ясно. А уж рукоприкладство Пашухиной было совершенным безобразием. Короче говоря, протяните друг другу руки, вот давайте их сюда… — Вожатый взял сперва за руку Тараску, потом Тониду, свел их руки вместе, а сверху положил руку принца и накрыл своей ладонью. — Вот так. Раз, два, три! Все повинились, все поняли. А теперь гоните на пляж.

Все трое, не глядя друг на друга, побрели к дверям и, выйдя из них, быстро пошли в три разные стороны, ни разу не обернувшись, На одной из аллей, которая вела к морю, принца нагнал Гелька Пафнулин.

— Плюнь ты на нее, — сказал он, имея в виду, должно быть, Тониду, — на нее вообще у нас никто не обращает внимания. Она грубая, невоспитанная, хуже всякого хулигана, из детдома потому что. Ну, это как у вас приют, понимаешь? Ни роду, ни племени — подкидыш.