Мигель Делибес - Опальный принц

— В туалет тебе не надо, Кико?

И он ответил тускло и глухо, как жених Роситы Энкарнады:

— Нет.

Доми пожурила его:

— Нет, нет, а потом окажется, что да.

— Да нет же, Доми, — повторил Кико.

— Ну ладно, — сказала Доми, — сам смотри, но только, если описаешься, я отрежу тебе дудушку.

— Ага, — сказал Кико, прячась в углу между кроватью Маркоса и шкафом.

Но у Мамы был нюх собаки-ищейки; едва она вошла с полдником — хваля их за примерное поведение, — как тут же заметила притаившегося в углу Кико.

— Это мне что-то не нравится, — сказала она вполголоса и строго добавила: — Кико!

— Что?

— Иди сюда.

— Нет.

— Подойди сюда.

— Нет.

— Ты меня не слышишь?

— Нет.

— Какой непослушный ребенок! Подойди ко мне сию же минуту!

Кико продвинулся вперед на несколько сантиметров, сделав несколько прыжков, чтобы не разжимать ног, и крепко и вызывающе стиснул губы.

— Подошел, — сказал он.

— Ближе! — повелительно сказала Мама.

Кико подпрыгнул еще раз-другой. Хуан посмотрел на него и сказал:

— Наверняка описался. Точно.

— Быть не может, — сказала Доми. — Да он две минутки, как из туалета, верно, сынок?

— А я боюсь, что да, — рассерженно сказала Мама. — Кико, говорю тебе в последний раз!

Но поскольку Кико не спешил, Мама сама шагнула к нему, пощупала штанишки и трижды звонко шлепнула, повторяя: «Грязнуля, последний грязнуля, никаких денег не хватит тебе на штаны». Потом по привычке добавила: «О карманных деньгах и не мечтай» — и наконец раздраженно спросила у Доми, чего она смотрит, а Доми ответила: «Что я могу сделать, весь день держать его на горшке?», и тут Мама вспылила и сказала, что достаточно быть чуточку повнимательнее и что она платит Доми, чтобы та смотрела не только за Кристиной, но и за обоими малышами. Завязался оживленный спор, и Кико, воспользовавшись этим, ускользнул в коридор и бегом бросился на кухню. Витора вытирала губкой красную крышку плиты и при виде его спросила:

— Что случилось, Кико?

— Ничего.

Он прошел в гладильную и спрятался за занавеской, скрывавшей постель со шкафом. Витора шла за ним.

— Иди ко мне, Кико, — сказала она.

У Кико на лбу вздулась жила.

— Дерьмо, задница, какашки! — заорал он.

Витора подбоченилась, потом отдернула занавеску и наклонилась над ним:

— Ну вот, теперь ты и на Вито кричишь. Что сделала тебе бедная Вито?

Кико молчал. Витора добавила:

— Если Вито перестанет тебя любить, кому ты тогда будешь нужен? Разве Вито плохая? Ну, давай отвечай.

Кико молчал, плотно стиснув губы. Вито продолжала:

— Ты описался, да? Когда ты научишься ходить в уборную, как взрослый? Ну скажи, когда?

— Не знаю, — наконец ответил Кико, уныло потупившись.

Витора обтерла руки посудным полотенцем. Ее запястья никогда не распрямлялись, как у других. Открыв красный шкаф, она пошарила там, достала другие штанишки и села на низенький стульчик.

— Подойди ко мне, — сказала она.

Кико покорно приблизился. Она расстегнула бретельки.

— Мама нашлепала тебя, да?

— Да.

— По попке?

— Ага.

— Будешь еще писаться?

— Нет.

— Посмотрим.

Она вывела его на кухню и сказала:

— Жди здесь. Вито будет одеваться.

— Ты пойдешь гулять, Вито?

— Нет. Фемио поднимется сюда.

— А-а.

Он слушал, как она раздевается в гладильной, и вдруг крикнул:

— Вито!

— Что?

— Я отрежу себе дудушку.

Витора вылетела на кухню в комбинации, с вытаращенными от испуга глазами.

— Забудь об этом и не вспоминай никогда.

— Отрежу, — сказал Кико. — Отрежу папиным ножиком.

— Послушай меня, — сказала Вито. — Сделаешь это — сразу умрешь, так и знай.

Она вернулась в гладильную, но оставила дверь открытой. Время от времени она высовывалась и видела, что мальчик стоит неподвижно, спиной к ней, под неоновой лампой. Вошла Мама и протянула ему круглую булочку с куском ветчины внутри.

— Возьми, — сказала она ему, хмуря брови. Потом повернулась к полуоткрытой двери: — Витора, последите, чтобы он все съел.

— Не беспокойтесь, — ответила Витора.

Мама вышла. Кико куснул бутерброд. Когда Витора вернулась на кухню, с накрашенными губами и подсиненными веками, в своем выходном платье, Кико сказал:

— Как ты хорошо пахнешь, Вито.

— Вот видишь.

— Это чтобы тебя нюхал Фемио?

— Угадал.

Витора терпеливо докармливала его бутербродом, когда раздался робкий звонок: «ри-им».

— Это он, — встрепенулась Вито.

— Фемио?

— Фемио. Беги открой. — И она стряхнула крошки с колен.

Кико потрясенно уставился на военную форму. Он разглядывал рекрута с головы до ног. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Здесь живет?.. — начал он.

— Проходи, Фемио! — крикнула Вито изнутри.

Кико шел за ним по пятам, рассматривая армейские ботинки, фуражку, которую солдат нес в руке, складку на спине гимнастерки. Наконец он сказал:

— Ты будешь убивать Роситу Энкарнаду?

— Нет, ты только погляди на нее, — сказал Фемио. — Шустрая девчонка, однако.

Витора притворилась рассерженной.

— Это же мальчик, остолоп, — сказала она. — И потом, что может знать ребенок? Садись.

Фемио сел на белый стул и начал оправдываться:

— Да кто их там разберет, этих барчуков, по виду и за девочку сойдут.

Фемио говорил, а Кико смотрел ему в рот; слова Фемио лились тускло, монотонно. Витора напустилась на него:

— Слушай-ка, умник, ты хочешь, чтобы у четырехлетнего парня росли усы?

Солдат быстро пожал плечами три раза подряд, словно подпрыгивал в седле, не в силах совладать с конем.

— Да я ничего не говорю, провалиться мне на этом месте, — сказал он.

Кико не отрывал от него упоенных глаз. Он страдал оттого, что Фемио не уделял ему особого внимания, и потому переместился поближе.

— Я отрежу себе дудушку, — сказал он, расставляя ноги.

Фемио ткнул в него большим пальцем.

— Ай да молодчик! Сразу берет быка за рога. — И он состроил комичную гримасу. — Не думай, — добавил он, — может, это не такой уж плохой выход.

— Папиным ножиком, — продолжал Кико.

— Ты с ума сошел? Сразу же умрешь, — снова заволновалась Витора.

— Брось ты, — сказал Фемио. — Он хочет жить без проблем.

Витора встала перед ним подбоченясь.

— Если ты явился сюда дразнить ребенка, — сказала она, — то можешь немедленно убираться. Фемио поднял обе руки.

— Тихо, тихо, — сказал он. — Первым делом запомни вот что: коли я туда еду, так это вовсе не по своей охоте. И второе: если ты сегодня мечешь икру, так мне еще похуже твоего, ясно?

Витора наклонилась вперед. Она уже кричала:

— Ты мне давай не учи ребенка таким словам, слышишь? Ишь разговорился, как в кабаке!

Фемио замолчал. Витора, понемногу остывая, отступила к другому стулу и уселась, держась очень прямо. Кико следил за солдатом со все возрастающим вниманием. Вдруг он спросил: