Надежда Гарнык - Лисье время [litres]

– Не отвлекайтесь на подсудимую, рассказывайте, – напомнил судья.

– Да. Так вот…

– А вы можете назвать имена товарищей в городском комитете и в зверосовхозе, которые вам так сказали? – спросила юркая девушка.

– Не могу, конечно.

– Почему?

– Вопросы пока не задаём, – оборвала адвоката судья.

– Нет, я отвечу этой столичной фифочке. – Пахомов покраснел, из-под белёсых редких волос просвечивала красная кожа, к концу его речи кожа была багровая. – Я отвечу: потому что я не стукач. Лисы голодали всё равно, вам этого не понять. Они бы погибли от истощения. А собакам затравка во как нужна. – Пахомов стегнул себя по шее ребром ладони и снова обратился к судье: – Это же целый, как сейчас говорят, бизнес. Это касается и кинологии, у нас в Пушноряде щенки охотничьи одни из лучших в мире. Думаете, легко популяцию не вырождать? Собака должна быть натренированная…

– Это понятно. Но получается, что незаконно вы хотели лис приобрести?

– Мы-то хотели по закону. – Пахомов прижал руки крест-накрест к груди. – Но Татьяна Михайловна… Ну не убивать же её, в самом деле. Мы, не скрою, подкупили Вадима…

– Кто это «мы», товарищ Пахомов? – спросил прокурор.

– Ну мы все… Я. Я подкупил. И была договорённость, что в субботу первого июня утром, в пять утра, мы потихоньку лис начнём перевозить.

– А почему в пять утра?

– Да потому что лисы ночные животные, они под утро медляками становятся, тормозят. Ну и Вадим Витальевич обещал их снотворным подкармливать всю неделю, до субботы включительно.

– Хорошо. Значит, вы когда его видели в последний раз?

– Так я говорил, дознаватель всё записал. В понедельник договорились на субботу. И попросили Вадима Витальевича паспорт у Татьяны Михайловны стащить на время.

– Зачем? Вы отдаёте себе отчёт? Это признание вины.

– Отдаю. Конечно, отдаю. Естественно, отдаю. Я же не знал, что всё так пойдёт.

– Что пойдёт? – Судья, на удивление, листала дело и задавала вопросы заученно, автоматически, несмотря на новый поворот.

– Ну убийство это. Вадим сказал, что Татьяна Михайловна заходит по вечерам. Они сначала пьют чай в его домике, кипятят кипятильник. А потом она оставляет сумочку и идёт к вольерам, к клеткам лисьим. Вадим обещал, что вытащит паспорт, а когда неделя закончится, он сына попросит незаметно паспорт вернуть, подложить в сумочку. Они в одном подъезде, и сын иногда в гости заходит к её дочери.

Судья перестала листать дело:

– Вы тут не сообщили самое главное – зачем вам-то понадобился этот злополучный паспорт?

– Как зачем? Подпись подделать. Никто бы проверять не стал. Документы-то все должны официально быть составлены для затравочной станции от имени Татьяны Михайловны, что не возражает. Никто не захотел брать на себя ответственность, а Татьяна Михайловна не подписала бы.

– То есть присутствовал злой умысел? – встряла адвокат.

– Злой не злой, – отвечал Пахомов, – но лисы всё равно пропадали, их песенка была спета, а собакам они во как нужны. Ну и хотели провернуть дельце. Вадим Витальевич с первого июня, хочу, чтобы суд обратил на это внимание, должен был быть сокращён, переведён на норковую ферму. Он нам сам говорил.

Обвинение попросило слова, и прокурор обратился к Татьяне Михайловне:

– В своих показаниях вы никогда не упоминали, что пили чай с убитым. Это правда или нет?

Татьяна Михайловна ни разу не пила чай с Вадимом в эти последние роковые месяцы. Чай стал дефицитом, как и всё. Вадим не стал бы тратить заварку на бывшую начальницу, многие в это время стали жалеть продукты, крохоборничать… Ни секунды не помедлила пушная фея и кивнула утвердительно:

– Да. Пила.

– Постоянно или от случая к случаю?

– Постоянно.

– Какая чашка была ваша?

– Дулёвская, с бордовым цветком, – не задумываясь, ответила Татьяна Михайловна. На всех фермах в комнате отдыха были такие чашки.

– Цветок крупный, мелкий?

– Крупный и с золотой окантовкой по краю.

– И в тот последний для убитого вечер тоже чаёвничали?

– Чаёвничала. – Татьяна Михайловна врала, не краснея. Она снова заметила злой взгляд Пахомова из зала, поняла, что он так старается не показать, что доволен её ответом. Какой всё-таки этот Пахомов! Выгораживает, берёт всю вину по пропаже паспорта опосредованно на себя… Татьяна Михайловна всегда верила в людей, в человека, в разум и чувство локтя.

Пахомова вызвали повторно, долго выспрашивал его прокурор, грозил статьёй, но Татьяну Михайловну отпустили прямо из зала суда под жидкие, но всё-таки аплодисменты.

Лето прошло за решёткой, разделив жизнь пушной феи на «до» и «после». Когда же началось «после»? – в сотый, в тысячный раз рассуждала, анализировала Татьяна Михайловна. Вероятнее всего, в тот момент, когда она поддержала ребят и сказала, что лис надо выпустить. Тогда, когда оставались два часа и минута до лета, началась эта новая жизнь, где надо врать, скрывать, становиться жертвой закулисных интриг, надо жить, изворачиваясь, и ещё не факт, что это поможет избежать тюрьмы. Нет. Такая жизнь не для неё, лучше умереть. Судя по тому, как она чувствовала себя в КПЗ, время это не за горами… Татьяна Михайловна вышла с казённым мешком (оставленным ей не по уставу конвоем) из серого, с подплешинами и вкраплениями сурьмы, места своего трёхмесячного заточения. Небо грозно нависало, предупреждая, что дальше будет только хуже. Сапфиро-угольные облака плыли, казалось, над головой и касались её. Облака напоминали Канадца и Дусю. Даже тонкая облачная нить волочилась у хвоста Канадца. Лисы плыли по небу силуэтами цвета давно не чищенного серебра. Пушная фея закрыла глаза, зажмурилась – она отвыкла от дневного света… Просто небо, просто накрапывает дождь и погромыхивает где-то за Пушнорядьем гроза, озаряя платину огненными вспышками зарниц.

Из Москвы уже неделю как вернулась Зо. За вещами. Она ни разу не навестила мать, Татьяна Михайловна всех умоляла «не мучить её». Но все навещали, а родная дочь – нет. Не пошла дочь и на заседания суда. Все три дня Татьяна Михайловна переживала, что дочь так и не пришла, и ужасно смущалась при виде многочисленных своих знакомых, в том числе и друзей дочери, добросовестно хранящих тайну экспериментальной фермы, павшей смертью храбрых…

Зоя поступила в театральный техникум. В этот раз решила не рисковать и подать документы на гримёра. Татьяна Михайловна, вернувшись из суда, первым делом похвалила дочь:

– Это хорошо, что на гримёра. Необычно. Интересно.

– Папа посоветовал. – Зо обиженно поджала губы. – Я бы на гримёра и в прошлом году прошла, мама. А он в том году всё за воротник заливал.

– Ну а в этом?

– Не пил вроде. Он много времени со мной проводил. И ещё часто говорил, что друзьям доверять нельзя. Не видела я больше его гоп-компании.