Надежда Гарнык - Лисье время [litres]

– Бабушка! А себе почему не капаешь?

– Я привыкла, – отмахивается бабушка.

Ляля всегда ходила с закапанным носом на эти экскурсии. Во дворе фабрики воняло только раз или два – это ветер и вытяжки несли запах из подвалов – там чистили снятые шкурки. В подвалах, да, воняло тухлым мясом и нашатырём. Ляля не знала, чем так неприятно пахнет, теперь знает. Студентов и старшеклассников тоже предупреждали не корчить недовольные рожи, не обижать работников подготовительного цеха. И студенты вели себя стойко, носы сильно уж не морщили. Только однажды какая-то неженка, придерживая батистовый кружевной платочек, спросила у чистильщика шкур, загорелого сильного деда:

– Неужели вам их не жалко?

– А шубы вам носить нравится? – вопросом на вопрос ответил дед, по всему видно, старый охотник. Да у них в городе почти все старые мужчины – охотники. Или были охотниками.

В следующем цехе запах сложный, отдаёт какой-то резкой химией: тут шкуры обезжиривают, консервируют спецсоставами, сушат в специальных шкафах. Ляля тогда не знала, что это за запахи. Теперь выросла, теперь знает, но забывает, всё-таки сложные названия. Этот цех – вотчина бабушки. В «свой» цех бабушка приводила Лялю и без экскурсий: чуть Ляля заболевала, сразу сюда. И – насморк проходил, горло проходило. А кашель не проходил. Если бронхит, цех выделки не подходил, тогда Лялю вели в цех шапок, там сушильные камеры. Лялю сажали в сушильную камеру, приказывали представить себя собакой, а лучше лисой и дышать-дышать, одновременно и ртом, и носом. Тёплый жаркий воздух, а вокруг шапки, шапки и шапищи. Совсем не скучно сидеть, не то что в поликлинике на УВЧ. Болванки с шапками кажутся лисами новой породы: всё тело лысое, как у котов-сфинксов из журнала, а голова – меховая.

От пластичности шкурки зависит всё! Вот греческие шубы лопаются при ношении, достаточно прищемить шубу дверью маршрутки и дёрнуться, пушнорядские меха не лопнут никогда. Никогда! Мех со временем меняется, желтеют серебристо-чёрные лисицы, точнее, их мех, буреет пепельная норка. Это закон. Но бабушкины составы позволили шкурам изнашиваться намного медленнее. Заграничные, или, как говорят на фабрике, «вражьи», меха лезут со страшной силой, даже остевой волос! Пушнорядский мех почти не лезет. Ну белки, конечно, со временем лысеют. Но белка – она белка и есть. Из неё шьют детские пальто – ребёнок относил шубку и вырос. Пушнорядская пушнина – марка на века! Многие меховые фабрики закрылись, не выдержав конкуренции с дешёвым иностранным подобием пушнины, пострадал и Пушноряд, но выправился, вошёл в новую колею. И старые заказчики работают только с Пушнорядской пушниной. Все процессы в выделочном и отделочном цехах должны проходить идеально – от пропиток и режимов обработки снятой шкуры зависит последующее качество изделия. Всё до сих пор выполняется по бабушкиным инструкциям и под руководством её учеников, которые теперь сами начальники в экспериментальной лаборатории по изучению свойств меха.

«Вам их не жалко?» – странный вопрос. Никогда мех у Ляли не ассоциировался с бесшумными лисами, с юркими белками… Мех – это что-то совсем другое, он не пахнет убийством… Ну, как лисы съедают мышей. Лисы не могут без мышей. Так и люди не могут без тёплой одежды – так студентам объясняет бабушка. Мех – это иногда необходимость, а иногда и мечта.

– Меховое манто, – бабушка заканчивает вступительное слово, перед тем как начать экскурсию, – это мечта многих женщин. Вы спросите, почему – ведь есть множество искусственных заменителей, но магию меха не заменить ничем. Женщина чувствует себя защищённой под мехом. Недаром, когда Коко Шанель дарили плащ, она первым делом подбивала его подкладкой из серебристой норки. Кстати, этот вид норок особенно нестоек к светопогоде во всём мире, но наши родные пушнорядские норки почти не буреют со временем. И конечно же, не лезут, как их импортные дешёвые собратья.

Да! Меховые пальто в городе нравится носить всем. Зелёных, экологов, защитников животных, в их городе не воспринимают всерьёз. Вообще, когда речь об этом заходит: «убийство, носите на себе множество трупов», пушнорядцы помалкивают и смотрят на собеседников как на несмышлёных детей: как объяснить человеку, проникнувшемуся состраданием к животным, что меховая пластина – это не труп?

Живая лиса, или белка, или заяц – это совсем другое. Они носятся как сумасшедшие, быстро-быстро. Белки – по деревьям около полей, лисы – по полям близ шоссе, всегда почти пробегают они и по Лисьей горе, выращивать щенков уходят на Лисьи острова. Ляле видно лис из окна. Сейчас-то реже, можно два часа просидеть и не застать, а в дошкольном детстве только в окно посмотришь – серо-рыжие точки огнёвок [5]и крестовок [6]рыщут по снежным полям своей осторожной, но стремительной характерной иноходью: лапы так скользят по снегу, будто лиса плывёт, а не бежит, хвост поднят. Иногда цепляются, дерутся, но не яростно: поле у шоссе – не их вотчина, не их территория, она как бы общая. У Ляли есть бинокль, она всё это в бинокль разглядывает, все лисьи разборки понарошку. А вот весной разборки случаются насмерть. Ляля тогда откладывает бинокль. Недаром весной запрещена охота. Ляля в детстве думала, что это из-за того, чтобы злые лисы не нападали на охотников, Ляля ж не знала ничего в детстве про весеннюю любовную лихорадку…

Весной разливается река Рябушка. Идёт чичер [7] Чичер – на охотничьем сленге: дождь с мокрым снегом. . Становится сыро, промозгло, поле тёмное, как мех классической чернобурки: снег питает землю, насыщает водой. Редко, но река выходит из берегов и летом, и поздней осенью. Осень – сезон охоты, поэтому охотничий бизнес сразу страдает, никто не хочет сидеть в болоте, не вылетков же утиных приехали пострелять. Не привадить красного зверя в сырость-то, в топь. Хорошо, что редко такая аномалия случается. Очень уж она ударяет по карману тех, кто занят в охотничьем бизнесе. Рассказывают, что раньше в Пушнорядье осенних паводков не случалось. Сразу морозы. Но климат теплеет и тут. Глобальное, что называется, потепление. Не на руку оно местным жителям, да и охотничьим туристам портит отдых.

Когда весной поля из болот снова превращаются в поля, по ним серыми, рыжими, белёсыми, пёстрыми пятнами мигают лисы – у них праздник-обжорка. Дохлые грызуны валяются среди пожухлого месива, даже мышковать нет надобности. А если не случалось от разлива массовой падучей всех этих полёвок, землероек, начинают лисы кочевать в город. Им кажется, что они заметают следы, перебегая шоссе… Но становятся лёгкой добычей. Лис отстреливали прямо у дорог. Охотничий сезон окончен, надо валить охотникам по домам. Зачем бить по весне – непонятно! Чтобы похвалиться трофеем? Облезлой, нетоварного вида шкуркой? Лис надо бить зимой, когда они полиняли, поменяли мех на новый. Увидев в окно однажды такую подлость, Ляля не подходила к окну ещё месяц, а потом решила умолять про себя лис, чтобы смывались поскорее.