Р. Л Тоалсон - Лесной хозяин [litres]

Ленора подумала, что дяде будет приятно услышать звуки музыки, поэтому она снова села за рояль и взяла пару аккордов, остановилась, прислушалась и начала заново. Спиной она чувствовала его присутствие, и руки дрожали всё сильнее; в конце концов она остановила игру и развернулась на банкетке.

– Фортепьяно ещё играет, я смотрю, – сказал дядя. Он отчего-то часто моргал глазами. – Как в целом, ничего?

– Фальшивит немного, – отозвалась Ленора. – И пара клавиш западает.

– Я приглашу настройщика. Всё исправим. – Кажется, он уже собрался уходить – как и всегда, когда находил, что к сказанному больше нечего добавить, или его интерес к тому, чем занята Ленора, иссяк, но на этот раз он её удивил. Он переступил порог и вошёл в залу.

– Тебе нравится играть на фортепьяно? – спросил он.

– Моя сестра умела гораздо лучше, – сказала Ленора.

– А, Рори…

Этого Ленора не ожидала: оказывается, он знает имя её сестры.

– Да, Рори, – выдавила она. Голос отчего-то совсем охрип.

– Так тебе нравится играть? – повторил дядя: она ведь так и не ответила.

Ленора задумалась. Что вообще ей нравится делать? Она вроде бы любит читать, но настоящим книгочеем слывёт в семье Джон. За музыканта у них Рори, хотя Ленора тоже умеет играть. Ещё она неплохо понимает в математике, зато вот Чарльз – тот на раз решает любые задачки.

Выходит, Ленора способна разве что возиться по мелочи, а не заниматься по-настоящему. Ни математикой, ни музыкой, ни чтением.

Раздумья прервал дядя Ричард.

– Я к тому, что можно нанять тебе учителя, например.

– Мне нравится создавать новое, – сказала наконец Ленора. – Мне нравится заниматься наукой. – Может быть, после этих слов дядя хотя бы задумается о том, чтобы когда-нибудь показать ей свою работу.

Но дядя только буркнул что-то неопределённое и развернулся. Раздался стук трости.

Вот и поговорили.

– Дядя?

Уже за порогом дядя Ричард обернулся.

– Скажите, а при Замковом особняке есть сад? – Ленора знала ответ, и ей было всё равно, что он сейчас скажет. Ей просто хотелось продлить разговор. Задержать его здесь, хотя бы на пару секундочек, на минутку. Возможно, навсегда.

А он посмотрел на неё и сказал таким, совсем папиным голосом:

– Да, есть сад. И большой. – Подумал и добавил: – Им давно никто не занимался. – Тут голос подвёл его, но всё-таки не сорвался.

– А мне можно в нём повозиться?

Дядя Ричард потянулся к дверной ручке и слегка подался вперёд корпусом; трость, на которую он хотел опереться, попала куда-то не туда, как будто он слишком поспешно поставил её, сбитый с толку.

Ленора почувствовала, что краснеет. Она же совсем не для того спросила, чтобы его расстроить…

Дядя долго ничего не отвечал, потом пробормотал: «Да, конечно», – и ушёл.

Ленора снова осталась одна.

В конце концов Ленора сменила ночную сорочку на платье (до комнаты её проводила миссис Джонс, так что бродить в темноте одной не пришлось; однако темнота никуда не делась: как объяснила кухарка, лампочки в коридоре на втором этаже давно выкручены), перекусила остатками вчерашнего тунца (который был так же хорош, как и в первый день), черкнула письмецо Эмме и записку доктору Спарксу (она ведь не собиралась сдаваться, по-прежнему ждала известий о родных, и ей пришло в голову, что если написать лично кому-нибудь из ответственных, то этим она напомнит о себе и покажет, что всё ещё ждёт ответа; к тому же ей хотелось услышать весточку от Эммы: как она? Жива ли?), после чего Ленора собралась прогуляться. Калитка, перед которой задержался тогда дядя Ричард, не была заперта, но когда Ленора толкнула её, заскрипела немилосердно. Звук тут же подхватила и передразнила птичка, и Ленора улыбнулась. Хорошо, подумалось ей, что здесь тоже водятся пересмешники.

На улице стоял яркий радостный день, на ровно-голубом небе ни единого облачка. Солнце жгло кожу даже сквозь ткань нового синего платьица. Ленора провела ладонью по ткани, разгладила подол и посмотрела на туфельки. Маме никогда не нравилось, если Ленора приходила домой грязная, но совсем-совсем не запачкаться было так сложно, как ни старайся. И всё-таки у Леноры получится. Ради мамы. Прямо сегодня и получится.

Ленора оглядела сад вокруг. Собственно, на сад это было мало похоже. Никакой специальной планировки не наблюдалось, всё поросло густым высоким сорняком, который мягко волновался, шелестя под дуновениями лёгкого ветерка. Ленора наклонилась и выдрала небольшой пучок. Он поддался легко, как будто почву недавно поливали, но с корней на туфельки посыпались комочки сухой земли. Ленора вздохнула. Сняв туфли, она оставила их в тени большого дерева – всего она насчитала таких четыре в саду, и под ними она решила отдыхать в перерывах между работой – и принялась выдёргивать сорняки.

Дома в Техас-Сити мама держала небольшую цветочную клумбу под окнами. Ленора села на корточки – синее платье надулось пузырём вокруг колен – и запустила руки в землю. Закрыла глаза и представила, что слышит мамин голос: мама поёт. Мама всегда пела, когда работала на клумбе.

Как же мамы не хватает! Перед мысленным взором Леноры возникла её узкая спина, мягкие изгибы родных очертаний. На шею выбились короткие завитки золотисто-русых волос. В зелени мелькает соломенная шляпа – мама носит соломенную шляпу на улице, чтобы защитить плечи и лицо от солнца. Ленора старается разглядеть мамино лицо… Но оно скрыто в тёмной дымке.

Ленора не смеет дышать.

Нет-нет, не может быть. Не может быть, чтобы она забыла их лица.

Солнце жарит нестерпимо. Ленора встала и отряхнула землю с подола; потом переместилась в тень дерева – там куда прохладней. Она прислонилась спиной к стволу и, поглаживая пальцами жемчужные бусики, которые с утра помыла и надела на шею, съехала вниз на землю. Наружу рвались рыдания, Ленора зажала себе рот ладонью.

– Мам, – пролепетала она, – вернись. Пожалуйста.

Будет ли с ней ещё когда-нибудь то ощущение безопасности и уюта, ощущение, что тебя любят, которое дарит семья?

Прошло несколько минут, а может, несколько часов – этого Ленора определить не могла, прежде чем она снова поднялась на ноги. В теле чувствовалась усталость то ли из-за жары, то ли из-за отчаяния, а может, из-за того и другого. Ленора повернулась к особняку и принялась рассматривать окна, выходившие в сад. Ей захотелось найти бальную залу, но окон было слишком много, и определить, где какие, оказалось сложно.