Анка Штурм - Поезд ночных теней [litres]

Флинн вслед за Касимом и Пегс сломя голову вылетела на соединительный мостик и с трудом перевела дух.

– Морозные вороны хотят убить нас! – задыхаясь от ужаса, сказала она.

Пегс потёрла кровоточащую ссадину на руке.

– Чтобы управлять техникой в поезде, нужен тинкер, – едва дыша, возразила она. – А морозные вороны не тинкеры. Я не понимаю – кто же им тогда помогает?!

«Мадам Флорет, – пронеслось в голове у Флинн. – Но зачем она это делает? Неужели из мести?»

В эту секунду железные перила рядом с ними с треском и скрежетом изогнулись в длинные острые копья.

– Вперёд, быстрее! – крикнула Флинн. Они стремительно бросились во второй спальный вагон. Там по всему вагону словно сигнал тревоги раздавался очень неприятный пронзительный звук. Под ногами у Флинн, прорывая ковёр и выламывая дыры в полу, вставали на дыбы деревянные доски.

Флинн отключила мысли. Она прыгнула с одной доски через гору снега и ловко уклонилась от дротика-шипа, просвистевшего прямо у неё над головой. Всё её тело напряглось, все мышцы реагировали инстинктивно.

Двери купе рядом с ней мерцали под лучом налобного фонаря Пегс. Второе купе, третье, четвёртое… ещё один соединительный мостик. Первое купе, второе, третье…

За дверями шептались голоса, а по углам – тени. Флинн догадывалась, о чём они говорили: не об одиночестве, а о страхе.

«Где Берт Вильмау, который так бестолково заботится о порядке? – спрашивали они. – Где синьор Гарда-Фиоре? Где Даниэль и где Кёрли?»

Флинн перепрыгнула через дыру, разверзшуюся между двумя досками в полу. Хрипло и тяжело дыша, она приземлилась рядом с Пегс и Касимом на следующем соединительном мостике.

Железная дверь в клубный вагон со скрипом раскачивалась на ветру. На секунду Флинн показалось, что за ней кто-то стоит, но это был всего лишь старый печатный станок, который кто-то выволок из клубных помещений в коридор. По всему коридору тянулась дорожка тёмно-синих чернил, в луче фонарика Касима кажущихся пятнами синей крови.

Дыхание Флинн участилось. «Где же все учителя?» – думала она в отчаянии. На пути к паровозу им не встретился даже толстяк Ракотобе со своим псом. « Никого, никого нет» , – причитали тени.

В душе у Флинн разрасталось нехорошее предчувствие. Впервые в поезде было слышно, как что-то с шумом перекатывается по древним трубам центрального отопления, проходящим по полу параллельно трубам пневматической почты. В них что-то булькало и колотилось, словно по ним ползали какие-то живые существа. На соединительных мостиках ребят встречали вой ветра и вид безграничных просторов. Флинн взглянула на маленькие механические часы над железными дверями. Золотые стрелки, стрекоча, вертелись в обратном направлении. Что бы это значило?

Флинн надеялась, что ответ им подскажет одно из устройств, установленных Стефенсоном в помощь поезду. Но свет в коридорах не горел, и вместо советов были только бумажные фигурки, которые с клёкотом просвистывали перед их лицами и карабкались по ногам. Флинн, втянув голову в плечи, отбросила от себя жирного бумажного паука и вслед за Касимом и Пегс бросилась к первому вагону для самостоятельных занятий. Молочно-белый луч фонарика Касима скользнул по сводчатому потолку – над их головами теснились тысячи билетов бывших павлинов. Сине-зелёные билеты учителей неожиданно стали выглядеть по-другому. Чуть ли не слишком новыми: они блестели, и уголки их не были истрёпаны.

– Учителя не умерли и не исчезли, – объяснила Пегс внешний вид билетов и, задумчиво нахмурив лоб, потёрла ссадину на руке. – Это ведь означает, что с ними не случилось ничего плохого, да?

Ни Флинн, ни Касим ничего ей не ответили.

– Или я не права? – с отчаянием в голосе настаивала Пегс.

– Давайте быстрее! – сказала Флинн. Её не оставляло чувство, что ночью во Всемирном экспрессе творятся и другие страшные дела – кошмарные дела, связанные не со смертью или с исчезновением, а с магией.

Ещё целых десять вагонов до паровоза. Ещё целых десять до склада.

В вагонах-классах по воздуху, разрывая друг друга в клочья, алчно метались наглядные пособия. Порывы ветра швыряли в лицо Флинн бумажную пыль. Она зажмурилась, как если бы попала в песчаную бурю. Хорошо знакомые ей вагоны этой ночью тоже казались опасными. Чем просторнее были помещения, тем менее защищённой чувствовала себя в них Флинн. Как кролик в чистом поле.

«А если мы встретим здесь морозных воронов? – промелькнуло у неё в сознании. – Что они с нами сделают?»

Флинн слышала собственное дыхание, и оно казалось ей слишком громким в этом грохоте. Она заставила себя задержать дыхание. Выдохнуть. Снова задержать.

В вагоне героизма в стеллажах из катушек проволоки били молнии. Шестерёнки, проламывая стенки, с хрустом перемалывали вывешенные там медали. Стоящие рядом кубки, бренча, открывались и верещали механическими голосами: «Неудачник! Очковтиратель! Эгоист!» Зажав уши, Флинн вместе с Пегс и Касимом выбежала на соединительный мостик.

– Хуже быть уже не может, – с трудом переводя дыхание, сказала Пегс, которая выглядела такой же испуганной, как и Флинн.

Но в библиотеке все трое остановились как вкопанные.

– О боже, – осветив помещение, прошептала Флинн. Всегда золотистые, в лунном свете полки выглядели серыми и тусклыми. Они были пусты. Библиотечные книги валялись на полу, с порванными переплётами и скомканными, как использованная обёрточная бумага, страницами. На тканевых обложках таял грязный снег. В воздухе вместо светящихся пылинок, подобно хлопьям сажи после сражения, танцевали мельчайшие частички выдранных страниц.

Настольные лампы были разбиты. Ошеломлённая, Флинн, опустившись на колени, стряхнула зеленоватые осколки стекла с раскрытой книги под названием «Большие надежды». Ей больно было видеть, как страницы впитывают снежное месиво, превращаясь в кашеобразную массу, которую уже невозможно прочесть. Она почувствовала, как кольнуло в груди.

– Похоже на кладбище книг, – погладив одну из полок, шепнула Пегс. – Зачем только морозные вороны это делают?

– Да ясно же зачем, – сказал Касим, когда троица вышла из вагона и помчалась к чайному бару. – Они что-то ищут. Знать бы что…

Чайный бар выглядел ещё ужаснее: перед ними выросла стена влажного пара. В длинном помещении с барной стойкой и стеклянными полками у окон стояла удушливая жара, как в тропиках. По оконным стёклам стекал конденсат. Флинн с трудом вдыхала сырой и вязкий, как вата, воздух. На лбу у неё тут же выступили бисеринки пота.

– Проклятые морозные вороны! Они сломали систему орошения, – воскликнула Пегс.

«Это мадам Флорет сломала», – хотела было возразить Флинн, но в горле стоял ком.