Кир Булычев - Алиса и чудовище

— Нет, не обучена.

— А мы вот полностью полагаемся на мистику и суеверия. И этим выгодно отличаемся от всех остальных народов и королевств.

Карету тряхнуло.

Алиса выглянула в окошко и увидела, что они остановились перед городскими воротами. Ворота были старые, окованные железными полосами и усеянные шляпками железных гвоздей с ладонь размером. Они были приоткрыты, но соединены толстой ржавой цепью, которая провисала почти до земли.

К цепи вышел стражник.

Закованный в кожу, как в латы, в шляпе с пером, он выглядел очень внушительно.

— Кто смеет беспокоить покой нашего города? — спросил он таким громким голосом, что вороны взлетели с башни и принялись носиться над головами. — Государь еще спит!

— Придется ждать, — сказал вельможа. — Пока его величество не изволит проснуться, никто в городе не встает.

— Как так может быть?! — воскликнула Алиса. — Разве сейчас так рано?

— Так рано, как желательно его величеству, — ответил вельможа.

— А сколько у вас времени?

— Не могу ответить, — сказал вельможа. — Вы у нас приезжая, а вдруг вам нельзя знать?

— Почему?

— Узнаете время — порчу на нас наведете.

Тут Алиса увидела, что над воротами в городской стене находятся большие круглые часы. Их стрелки подходили к двенадцати часам.

— На этих часах полдень, — сказала Алиса.

— А почему бы и нет? — ответил вельможа.

— Но ведь пора вставать!

— Его величество вчера до трех ночи играл в домино с волшебниками. Имеет же он право отдохнуть после государственных дел!

— Вот уж никогда не слышала, чтобы домино было государственным делом! — возразила Алиса.

— Тебе еще рано понимать взрослые дела. Это же волшебное домино! — ответил вельможа и откинулся на сиденье, закрыв все три глаза. — Имею право чуть-чуть подремать, а то все носишься, носишься, ни минуты покоя.

Сзади послышался скрип колес. Оглянувшись, Алиса увидела через заднее окошко, что к городу подъезжают телеги и брички, арбы и пролетки — люди слезают с них, смотрят на часы.

Чтобы не беспокоить вельможу, Алиса осторожно вылезла из кареты.

Лакеи, стоявшие на запятках, тоже слезли и, нарвав на обочине травы, протирали свои кожаные доспехи.

— Ну как, набило тебе синяков? — спросил один из лакеев.

— Дороги у нас никуда не годятся, — сказал второй. — Чем на картах гадать, лучше бы ремонтом занялись.

— Чшшш! — Кучер перегнулся к ним с козел и прижал палец к губам. — Наш министр добрых дел всегда не спит, а притворяется. Сколько нашего брата он по тюрьмам раскидал — уму непостижимо! Как начнет какой лакей о ремонтах говорить да идеологию критиковать — он сразу из кареты выскакивает и принимает меры.

Не успел кучер договорить, как дверца распахнулась, оттуда выскочил трехрукий вельможа, сна ни в одном глазу, и как закричит:

— Государственная измена, государственная измена! Недозволенная критика с самого низу! Стража, взять их!

— Да мы только о дорогах! — заныл один из лакеев.

— Так всегда и начинается с пустяков! — ответил вельможа. Оказывается, он был министром добрых дел. — Сначала дороги, потом площадь, потом восстание против законной власти!

А так как стражники у ворот не спешили арестовывать здоровых мужиков-лакеев, то министр закричал:

— А ну-ка, кто первым их разденет и свяжет — тому кожаные куртки да кожаные штаны! Налетай, подешевело, расхватали, не берут!

И вдруг перед воротами началось дикое столпотворение. Кто только не кинулся раздевать и вязать несчастных лакеев! Алиса отвернулась от этого стыдного зрелища, но все равно слышала крики, визг и пыхтение, доносившиеся от ворот. Она взглянула снова на часы, чтобы посмотреть — сколько же будет спать король, и тут обнаружила, что часы стоят на месте!

Алиса обернулась к министру.

К тому времени голых, плачущих, избитых лакеев утащили в город, и министр стоял, сложив две руки на груди, а третью забросив за плечо.

— Скажите, пожалуйста, ваши часы не отстают? — спросила она у министра добрых дел.

— Ах, отстаньте, — сказал министр и вытащил из кармана записную книжку. Открыл ее, и Алиса увидела, что вся страница заполнена кривыми крестиками.

Министр начертил золотым карандашом еще один крестик.

— Вот видите, — сказал он, — это куда важнее. Я совершил сегодня очередное доброе дело.

— Какое?

— Арестовал плохих людей. Чем меньше плохих людей останется на свете, тем лучше работает мое министерство.

— Это у вас все добрые дела такие?

— Бывают разные. Однажды я муравья в муравейник отнес. Королеве угодил тем, что срубил дерево, которое посмело затенять окно ее новой спальни; как-то столкнул с моста в воду детскую экскурсию, потому что эти маленькие стервецы мешали проехать господину заместителю короля по волшебной части… я стараюсь каждый день совершать добрые дела. Иначе меня снимут с работы, а это значит, что меня тут же обезглавят по приказу нового министра, чтобы не жаловался.

— Спасибо, — сказала Алиса. — Я поняла, что значат ваши добрые дела. Если будет время, вы мне расскажете, чем они отличаются от злых дел?

— Направлением! — быстро ответил министр. — Мои добрые дела направлены в пользу власти, а все злые дела направлены против власти. Вот ваш друг Герасик совершил дело против власти, и поэтому он осужден за плохие дела, неужели это непонятно? У меня же есть лозунг: «Ни дня без дела!» Красиво? Это я сам придумал.

За всей суматохой Алиса чуть не забыла, что спешит спасти Герасика. Конечно, она помнила о нем, но уж очень много нового она увидела. Тут у любого голова пойдет кругом.

Она снова посмотрела на часы.

На них все так же было без одной минуты двенадцать.

— Господин министр, — сказала Алиса строго, — вы мне можете сказать, почему часы стоят, и мы стоим?

— Вот именно! — радостно ответил министр. — Мы стоим, потому что часы стоят. Все стоит, потому что его величество почивает!

— Зачем же вам часы, которые не ходят?

— А мы других не ведаем, — ответил министр. — Мы еще часов не изобрели.

— А это что такое?

— А это еще не совсем часы. У нас ведь как заведено? Пока его величество не поднялся со своего ложа, всегда полдень! Светлый полдень!

И в этот момент часовая стрелка двинулась вперед, остановилась в верхней точке круга и совместилась с минутной. И часы начали бить. Как настоящие.

Все, кто стоял у ворот и ждал, когда проснется город, хором отбивали в ладоши такт — двенадцать раз.

Цепь упала на землю.