Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне [сборник]

Чтобы задавить в себе бесполезную надежду. Яр проговорил беспощадно:

— Нет. Им проще было сделать, чтобы он погиб. Раз и навсегда.

— Яр… Ты же сам говорил, что они не могут это сделать, если нас пятеро.

— Но Игнатик не знал, что вы живы…

— Зато те знали. К тому же Игнатик догадывался…

— Кроме того, это был несчастный случай.

— Подстроенный случай — тоже убийство… Яр…

— Что?

— Яр, а вдруг Тик живой и они держат его где-нибудь взаперти? А он и не старается вырваться, потому что они сказали, будто ты ушёл с Планеты… Совсем ушёл…

— Он доверчивый, — сказал Яр. — Но этому он бы не поверил.

— Яр, ты не обижайся… но ты же по правде ушёл.

— Это получилось, потому что Игнатика нет, — через силу сказал Яр.

Чита опустил голову, долго шёл молча. Хлюпал ботинками по раскисшему на асфальте снегу. Потом хмуро спросил:

— Почему ты боишься надеяться?

— Потому что… — глухо сказал Яр, — надежда погибнет, и будет ещё страшнее.

Чита удивленно вскинул голову и снял очки.

— Страшнее? — звонко спросил он. — Что может быть страшнее для Игнатика, если он погиб? Или вы боитесь за себя, Яр?

— Дурак! — крикнул Яр. Жалобно, зло и с непонятным облегчением. — Чего я боюсь?! Я…

— Вот почтамт, — сказал Чита.

…Почтамт был знаком по Нейску. Три этажа, полукруглые окна, башня с квадратными часами. Левое крыло здания было изъедено огнём и шмелями, камень превратился в сизую губку. Правая часть и центр с башней уцелели, только на башне покосилась решетчатая антенна. Окна выбиты, нигде ни огонька.

— Почтамт. Ну и что? — насупленно сказал Яр.

Чита переглотнул. Прищуренно посмотрел на антенну.

— Если станция цела, можно дать сигнал… Яр, сразу по всем каналам! «Тик, мы живы, мы тебя ждём!» Нас попытаются заглушить, но сразу не успеют.

— Чита, но если он… если ты говоришь, его держат взаперти, разве он услышит радио?

— Он всё равно узнает. Вся Планета будет знать, узнает и он… Яр, он услышит. Он даже траву умеет слушать, даже снег…

«Он говорит умеет , а не умел », — подумал Яр. У него редко и глухо стало толкаться рядом с бликом сердце.

Чита смотрел на Яра требовательными глазами стрелка. И сказал:

— Даже если это самый маленький шанс…

Сумрачный вечерний свет входил в громадные разбитые окна, и в залах стояли серые полусумерки. Чугунные лестницы плавными разворотами вели с этажа на этаж. Ступени гудели под ботинками, эхо тоже гудело в пустой громаде здания — от подвала до башни. Кафельные полы были усыпаны бумагами. Сквозняки шевелили их.

Чита сказал на ходу:

— Может быть, это смешно… Знаешь, Яр, я попросил снежинок-пятилистников рассказать про нас Игнатику. Если ветры донесут их к нему. Но радио, конечно, надёжнее…

Яр промолчал.

На верхнем этаже Яр и Чита прошли несколько больших комнат, заставленных телеграфными аппаратами. Шелестели бумажные ленты, катались под ногами наполовину сгоревшие свечи. Такие же свечи стояли у аппаратов и на подоконниках, посреди лужиц застывшего стеарина.

— Смотри-ка, — уважительным полушёпотом произнёс Чита. — Электричества уже не было, а люди всё равно дежурили. При свечах…

Здесь, наверху, было как-то уютнее. Почти все окна оказались целыми, не гуляли сквозняки. В одной из комнат, за панелью громадного коммутатора трещал неизвестно как выживший сверчок. Казалось, коммутатор включен и ждёт вызова, хотя из панели торчали оборванные провода.

Чита привёл Яра к обитой жестью двери.

— Вот здесь…

Дверь была закрыта. У скважины замка висела на проволочке пломба.

Яр оглянулся на Читу, пожал плечами и оборвал пломбу. Надавил на дверь плечом. Сильнее, сильнее… Что-то пружинисто лопнуло, дверь отошла…

В полукруглой комнате была стеклянная крыша. За стёклами (видимо, очень крепкими и потому уцелевшими) беззвучно летели тёмные сгустки снега. Начинался настоящий буран. Но серого света всё же хватило, чтобы различить на чёрном пульте клавиши и тумблеры.

— Разберёшься? — прошептал Чита.

— Как-нибудь, — отозвался Яр. Слева от пульта, в пыльном закутке он отыскал рубильник аварийного питания. Чита обрадованно ойкнул: на панели зажглись разноцветные стеклянные капельки. Тонко пропищал непонятный сигнал.

Яр шагнул к пульту. Чита стоял в двух шагах и напряжённо смотрел на Яра. На тонком лице у Читы лежали цветные отблески огоньков. С волос капал растаявший снег.

Яр медленно нажал клавишу общей трансляции. Из панели выдвинулся на изогнутой лапе решетчатый микрофон: говори.

Что говорить?

«Игнатик… Игнатик Яр! Если ты жив, знай, что и мы живы. Игнатик, мы тебя ждём…»

Яр представил, как невидимые волны несут над Планетой этот беспомощный зов. Над тихой, раз и навсегда испуганной, потерявшей себя Планетой. Над заросшими рельсами, заброшенным вокзалом, рыбачьим посёлком с людьми, которые боятся рассказывать. Ещё над тысячами таких же посёлков и городов. Над опустевшим Городом, который не сдался, но и не победил. Над тёмным кладбищем у моря…

В этом было какое-то кощунство. Игнатик лежит, зарытый в холодную почву Планеты, а крик, обращённый к нему, сейчас полетит в эфир, заставит вздрогнуть пыльные репродукторы и скрипучие приёмники…

Но… Чита смотрел жёстко и упрямо. Как, наверно, смотрели те барабанщики-повстанцы, когда играли последний марш. И он был прав: нельзя упускать ни малейшего шанса. Потому что… да, капелька надежды опять дрожит где-то на самом дне души.

— Игнатик… — хрипло сказал Яр микрофону.

Вверху, под стеклянной крышей вспыхнули белые лампы. Цветные капельки на пульте погасли. Высокая чёрная панель радиостанции треснула от пола до верха, разошлась, как ворота. Из широкой щели с дымящимися катушками и обрывками кабелей шагнул к отшатнувшемуся Яру Тот .

Яр швырнул Читу к двери и отскочил сам.

Тот , растопырив руки, деревянно двинулся к Яру и Чите.

Впрочем, это был не Тот . Другой это был. Яр узнал его. Узнал неподвижные злые глаза, бессмысленную улыбку, трещину на глазированной щеке. Пёстрый альпинистский костюм.

Наблюдатель поднял скрюченные руки до плеч, будто хотел обнять Яра и Читу. Медленно шагнул, к ним, вынося негнущиеся ноги в стороны. Он не торопился, он был уверен, что никто от него не уйдёт. Яр вспомнил, как Тот резал из трубы колечки и комкал чугунную батарею. И как беспомощно падали в снег пули.

Ладно, сейчас не пули…

— Зажми уши и зажмурься, — сказал Яр Чите.

Он передёрнул на ремне блик. Откинул на прикладе опорную площадку и прижал её к груди. Припал на колено, чтобы стрелять снизу вверх — иначе луч, уходя в пространство, превратит в ничто верхние этажи уцелевших домов.

Наблюдатель шёл и тупо улыбался. Яр положил большой палец на кнопку. Она была вогнутая, удобная. Наблюдатель сделал ещё шаг. Яр нажал.