Эдуард Веркин - Планета чудовищ

Еще нам нечего было сказать.

– Дом-убийцу я более-менее могу себе представить, – хмыкнула Груша. – Хотя вы могли про него в старых книжках вычитать. Но планета-убийца…

– Не планета-убийца, а планета ссылки, – поправил я. – Совершенно разные вещи. Если бы ты видела тот дом…

– Ты что, поверил? – уставилась на меня Груша. – Ты поверил в то, что это… – Груша топнула ногой. – Что это Призрак?

Честно говоря, я не до конца определился. Но история Баркова произвела на меня впечатление. Я очень хорошо представил себе планету Лавкрафт. Черную, холодную, затерянную в космосе, на которую отовсюду свозят жестокие и страшные чудеса. Страшный мир. А потом еще корабль, потом еще труп. Про дом уж и не вспоминаю.

– Как ты объяснишь смерть брата Петра?

– Петр же объяснил его смерть – у него взорвался бластер. Так что у вас ничего, мои дорогие, нет.

– Если бы ты видела тот дом… – повторил я.

– Хватит! – Груша поднялась над костром и отбросила длинную страшную тень. – Хватит молоть чушь! Я больше ничего не желаю слушать! Вот… – Груша потрясла своей кукушкой. – Я достала их из разбитого ящика. Если следовать вашей логике, то часы непростые. Страшные часы. Но ничего же не случилось!

Ответить мне было нечего.

– Ну, давай, – Груша указала на меня.

– Что?

– Сочини что-нибудь про часы.

– А что сочинить? Я не знаю.

– Тогда я сама сочиню. Сейчас…

Груша закрыла глаза и принялась вещать зловещим замогильным голосом:

– Часы опасны! Они убивают своих хозяев! Берегитесь! Берегитесь! Они уже тикают по вам! Бом-бом-бом!

– Не надо так говорить, – попросил Барков.

– Отчего же? Я уж доскажу. Смертельные часы! Они убивают своих хозяев! Их сделал мастер, который убил всех своих знакомых! И с тех пор за часами следует кровавый след! А если часы начинают тикать – жди покойника!

– Пожалуйста, не надо! – снова попросил Барков. – Можно накликать беду. Ты выбрала не очень удачный предмет для шуток.

Я с ним был согласен. Пока Груша «вещала», я тоже почувствовал, что не следует ей так говорить.

– Эй-эй! – Груша потрясла часами. – Начинайте свой ход!

Часы молчали. У меня по спине побежали мурашки. И я заметил, что Барков повернулся так, чтобы при случае удобнее было выхватить оружие.

– Вы оба – сумасшедшие еноты, – заключила Груша. – Вернемся на Землю, я вас устрою к одному специалисту. Настоящий гомеопат, натуро-, так сказать, терапевт. Такие отличные зелья варит… из печени черной жабы! Так продрищетесь, что потом никакие часы мерещиться не будут!

Слово «продрищетесь» я не очень понял, но, видимо, оно было обидное. Возможно, гляциологическое. Ну, когда какие-нибудь там глетчеры оседают, наверное, это так называется.

Я даже подумал: а не жила ли Груша тоже на «Блэйке»? Или, может, словарь есть какой – «Побывавших на станции «Блэйк»? Кто его знает… В общем, я не понял.

А Барков понял. И поморщился.

Мы сидели на том самом холме. Или на сопке. Или на скале. Скорее именно на скале. Отдыхали. Барков предложил часик отдохнуть перед тем, как спускаться к «Ворону».

«Ворон» лежал под нами, поломанный и страшный. Если честно, мне совершенно не хотелось к нему спускаться. Мне кажется, и Барков то же чувствовал. Поэтому и не спешил вниз.

– Я никогда не слышал историю про «Ворона», – сказал я.

– Есть одна легенда, – начал Барков. – Когда корабли еще по морю ходили, был такой корабль, «Летучий Голландец». Корабль проклятых. В общем, та легенда про зло. «Ворон» – это зло. Когда сытое, оно спокойное, а вот когда хочет есть…

Я не очень хорошо понимал, что такое зло, и спросил:

– Что такое зло?

– Это концентрированные идиоты! – ответила Груша.

– В той легенде…

– Хватит на сегодня легенд! – Груша с презрением плюнула на камень. – Хватит. Почему мальчишки все такие дураки? Корабль как корабль, ничего страшного в нем нет. Просто потерпел крушение, и все. Кстати, я тоже ничего про «Ворон» не слышала. И про планету Призрак. Хм, львиная голова, после которой все пельменями давились… Планета для ссылки привидений, возвращение не предусмотрено… Когда Петюня рассказывал, я чуть сама не подавилась. От хохота. Вы что, из кружка собирателей фольклора? Вам не надоело? Да я сейчас возьму и сама схожу туда. Найду передатчик, вызову помощь…

– Никто не против того, чтобы осмотреть корабль, – сказал Барков. – Только не стоит спешить…

– Ну, вы не спешите, а я поспешу. Мне еще надо сегодня орешков Тимоне припасти, наш тушканчик очень любит орешки…

Наглая Груша скорчила мне рожицу, поднялась от костра и поковыляла вниз.

– Там скалы, надо осторожнее…

Груша не послушалась. Она вообще никогда никого не слушала. Она была сама по себе. А я был лодырем.

– За ней! – Барков устремился за Грушей.

Мне тоже пришлось пойти.

Мы спускались к «Ворону». На сей раз я шагал первым, Груша за мной. Барков замыкал, потом обогнал нас. Колючка перемещался сбоку. Иногда катом, иногда по-кроличьи прыгая, иногда по-утиному переваливаясь на своих длинных лапах.

Метров за сто до «Ворона» Барков остановился. Осмотрелся, поднял небольшой камень, размахнулся, швырнул. Камень описал дугу, попал куда-то в район шлюза.

Брякнуло так, словно корабль был построен не из сверхпрочного сплава, а из жести. Какой-то зловещий получился звук.

– Что такое? – насторожилась Груша.

– Камень стукнул, – пояснил я.

– Как-то он странно стукнул…

– Стукнул и стукнул. Как он, по-твоему, должен был стукнуть?

– Звук получился такой, как будто в корабле пустота, и там нет ничего. Он не настоящий словно…

– Груша, хватит болтать! – резко оборвал я.

– Груша?! – остановилась Груша. – Какая я тебе Груша?!

– Да ладно, Груша, – отмахнулся я. – Как мне тебя прикажешь называть? Аполлинария Сергеевна?

– Я не Груша! – Она ткнула мне в грудь кулаком.

Я схватил ее за руку, дернул, повел вправо. Груша попыталась перевести корпус влево, я дернул в ту же сторону, Груша потеряла равновесие и упала.

– Ты Груша! – рявкнул я. – И не надо спорить. У нас впереди много дел, и пока я буду называть тебя Аполлинарией, нас всех могут сто пятьдесят раз убить. Поэтому ты и есть Груша. И все!

Она вдруг вроде как успокоилась. Груша, магистр многочисленных наук, пилот, гляциолог, девушка-кунсткамера, девушка-экскаватор, была растеряна и подавлена. Вроде бы. Такой она мне нравилась больше.

– Идем к кораблю! – прошипел я. – Скоро уже темно будет!

Мы дружно уставились в начавшие синеть тучи, после чего продолжили спускаться к «Ворону».

И чем ближе мы подходили к кораблю, тем неприятнее он мне казался. Углы заострялись, становились видны разломы в корпусе и трещины, из распоротого брюха натекла болотного цвета жижа, да так и застыла. «Ворон» был похож на старинный парусный корабль, выброшенный на берег, сгнивший и страшный. Или на кита, который сам выбросился, по своей глупости. Поломанный, искореженный, он еще напоминал скомканную проволоку.