Роберт Битти - Серафина и расколотое сердце

Когда Брэден двигался, ткань плаща колебалась вместе с ним, множа жуткие черные силуэты, которые прорывались во внешний мир сквозь время и пространство. Плащ отбрасывал во все стороны обрывки клубящейся чернильно-черной тени, и они разлетались, заслоняя собой землю, и листву, и звезды в вышине.

— Молодец, мальчик… — просипел плащ.

При звуках этого голоса Серафине захотелось накинуться на плащ и уничтожить его. Но у нее теперь не было ни когтей, ни клыков — ничего, кроме страха и растерянности, переполняющих сердце.

— Я не причиню тебе вреда, дитя… — прошипел плащ.

Всего несколько месяцев назад Серафина и Брэден собственными глазами видели злодеяния черного плаща. Он много чего умел, но самое ужасное заключалось в том, что человек, надевший этот плащ, мог поглощать души и тела других людей; они проваливались в складки черной ткани, словно в бездонные черные дыры. Мать Серафины была заключена в плаще целых двенадцать лет — до тех пор, пока дочь не выросла и не искромсала жуткую тряпку в мельчайшие клочки. Серафине удалось сделать это с помощью стального меча, который держал в руках мраморный Ангел на поляне посреди кладбища. Уничтожив плащ, Серафина вызволила из заточения не только мать, но и Клару Брамс, и Анастасию Ростонову, и многих других детей, которые считались бесследно пропавшими.

Но ведь Серафина изрезала плащ! Уничтожила его! Как он мог появиться снова? От него не осталось ничего, кроме серебряной пряжки, Серафина видела это собственными глазами. Потом сыщик Грэтен нашел эту пряжку на кладбище. В ту ночь, когда он погиб от укусов ядовитых гремучих змей, пряжка была крепко зажата у него в кулаке. Неужели Брэден каким-то образом достал пряжку и в точности восстановил ткань плаща? Но зачем, для чего ему потребовалось возрождать к жизни это исчадие ада? И, если уж плащ возродился, почему он такой рваный?

Брэден стоял, укутанный в плащ, и смотрел вниз, на землю. На его лице поминутно вспыхивали ненависть, ярость, отчаяние; его терзали невыносимые мысли.

— Пожалуйста, прости меня, Серафина, — прошептал он чуть слышно.

— Простить? — проговорила она, хотя понимала, что друг не слышит ее. — Но что ты сделал?

Серафина все еще не верила собственным глазам: Брэден в черном плаще!

— Скажи, что ты сделал, Брэден! — закричала девочка. Она не понимала, что происходит. Ее друг не мог стать злодеем!

Словно отвечая на ее вопрос, Брэден вскинул руки и захватил с обеих сторон ткань капюшона.

— Не делай этого! — снова закричала Серафина. — Не надевай капюшон!

Но Брэден медленно накинул капюшон на голову. На его лице отразились ужас и отвращение, он содрогнулся всем телом. А потом повернулся к Серафине, и повисшие обрывки ткани вытянулись в ее сторону, выстрелили черной тенью, разрезающей воздух и рвущей пространство вокруг девочки.

Серафина вдруг поняла, что черные разрывы существуют одновременно в разных мирах — и в мире Брэдена, и в ее мире; это был мост, по которому невозможно пройти, но который, тем не менее, соединял их. Девочка не знала, видит ли ее сейчас Брэден, но свивающиеся вместе клубы тьмы пронеслись по воздуху и нанесли ей вполне реальный удар, обожгли болью, швырнули на каменистую почву.

Охваченная ужасом, Серафина отчаянно поползла к ближайшему дереву, чтобы спрятаться за ним. Но когда другая черная тень распорола воздух вокруг Серафины, стало ясно, что дерево ее не защитит. Тьма прошла сквозь него, словно нож, и верхняя часть ствола свалилась, как спиленная.

Увидев несущуюся на нее тень, Серафина прижалась к земле и попыталась отползти, но наткнулась на что-то, больно ударилась и полетела кубарем прямо в ледяную воду разбухшей реки. И тут сообразила: иногда для того, чтобы спастись, не надо сопротивляться, надо плыть по течению.

«Вода», — скомандовала Серафина сама себе.

И мгновенно распалась на миллионы крошечных водяных капель и устремилась вниз по течению.

В то мгновение страха, боли и растерянности, когда она, спасаясь от Брэдена, кинулась в реку, Серафина четко осознала: она — оборотень. Не важно, идет ли речь о теле или о душе, о целом существе или разрозненных частицах, она все равно останется оборотнем.

Она долго текла вместе с рекой, ощущая лишь движение. Неизвестная сила тянула ее за собой, тащила, несла по течению.

Серафина попыталась снова собрать вместе себя-духа, но не смогла. Она стала водой, и теперь река не хотела отпускать ее. Серафина чувствовала, как расходятся все дальше и дальше водяные частицы, из которых было сложено ее существо, как они смешиваются с остальной водой, теряются в водоворотах, застаиваются меж камней, возвращаются в космос.

— Дух! — властно приказала себе Серафина.

Она сосредоточилась на слове и, в конце концов, собрала свой дух воедино. Ей удалось выбраться из реки семью милями ниже по течению от того места, где она кинулась в воду.

Серафина представления не имела, что именно она сделала, когда рухнула в реку, и как именно она это сделала. Она просто растворилась в воде, волевым усилием стала водой, увидела себя водой… Но сейчас она духом выползла на каменистый берег и настороженно оглядела реку и лес. Было все так же темно, и по-прежнему шел дождь. Девочка проверила, на месте ли руки и ноги. Сжала и разжала ладони, покрутилась на месте и подвигала шеей вперед-назад. Она снова была целой и (насколько это возможно) невредимой. Хотя, возможно, «целая» — неправильное слово. Конечно, она пока была не совсем целая, но дух ее остался прежним. Тут ей вдруг пришла интересная мысль.

— Тело! — взволнованно приказала себе девочка.

Ничего не произошло. Что-то в ней сломалось, и тело пропало. Неужели это и есть смерть — постепенный распад на частицы, из которых создан весь мир? Но, если это так и она взаправду мертва, то почему до сих пор не распалась окончательно, не вернулась в изначальное состояние? За что так упорно цепляется ее дух?

Она думала, прикидывая так и этак, и незаметно снова вернулась мыслями к Брэдену и к тому, что видела этой ночью. Выбрав направление, девочка направилась в лес. Она мечтала сейчас только об одном: чтобы расстояние между ней и извергающим тьму черным плащом было как можно больше.

Когда Серафина действительно ушла далеко-далеко, а дождь наконец-то прекратился, она позволила себе замедлить шаг и отдышаться, но продолжала двигаться.

Через каждые несколько шагов девочка оглядывалась, с ужасом ожидая увидеть Брэдена в черном плаще. Когда наступил рассвет и южное небо медленно окрасилось светло-серым, она добрела до закрытой со всех сторон долинки, поросшей папоротником. И тут на Серафину навалились впечатления последних дней. Она в полном изнеможении упала на колени; из груди вырвался отчаянный всхлип, потом другой. Легла, свернувшись калачиком, на землю и зарыдала. Ее сердце терзала такая боль, что, казалось, оно вот-вот разорвется пополам.