Автор неизвестен - Черепашки-ниндзя на острове чудовищ

— Тогда считайте, что я обожаю кино, — тут же заявил Шредер. — Это удивительное искусство! Особенно я уважаю режиссёров. Ни одного из них я не убил за всю свою жизнь. Высшей оценки для них и быть не может. Я так думаю.

Я буду любить кино, господин Крэб, мой повелитель, но только не просите меня, чтобы я стал иначе относиться к черепашкам. Нет и нет! Лучше выкиньте меня за борт! Лучше разрежьте меня на куски и скормите змее! Лучше…

— Утихни, Шредер, — строго попросил Крэб. — Никто тебя не просит возлюбить рептилий. Ты должен стать ассистентом великого режиссёра Пилсберга. Вот и всё.

— Ассистентом? — поморщился Шредер, — Мне больше нравится быть продюсером.

— Может, тебе уступить моё место? — мрачно спросил Крэб.

— Так вы продюсер! — восхитился Шредер. — Так бы и сказали! Я согласен быть ассистентом. Может быть, я как раз об этом и мечтал в детстве.

Я совершенно забыл, о чём мечтал в детстве. А теперь вроде вспомнил.

— Вы говорили о черепашках-ниндзя, — напомнил Пилсберг. — Не идёт ли речь о той четвёрке — Леонардо, Донателло, Рафаэль и Микеланджело?

— Те самые, — проскрипел зубами Шредер.

— Отлично! — вскинул руки Пилсберг и затем разлохматил волосы на затылке. — Я их тоже терпеть не могу.

— Друг! — протянул руки к великому режиссёру Шредер. — Как приятно слышать ваши слова!

— Я их на дух не переношу потому, что такого рода типы успокаивают людей, — пояснил свою мысль Пилсберг. — Ведь что происходит? Случается беда. Люди должны хорошенько пострадать. Это им только на пользу. Но появляется эта четвёрка и спасает положение. Вы поймите глубинный смысл моей мысли. — Добро побеждает Зло. Вот ведь что! Человечество — а меньшими категориями я не мыслю — верит в эту чушь. И в основном, благодаря этим черепашкам, которые везде успевают совать свои тупые носы. А я хочу драматургию повернуть с ног на голову или с головы на ноги. Я утверждаю своим творчеством обратное — Зло побеждает Добро. Всегда! Везде! И вечно! Только при такой постановке вопроса не будет ожирения души. Люди должны трястись!

— Где вы откопали такого умного человека? — спросил с некоторым умилением Шредер Крэба. — Какие речи! Они мне кажутся лучше всякой музыки. Я уже горжусь тем, что буду помогать такому человеку в его благородном деле. Только есть у меня одна просьба.

— Какая ещё просьба? — недовольно спросил Крэб.

— Не хочу называться ассистентом, — капризно заявил Шредер.

— Кем же тебя называть? — удивился Пилсберг.

— Соратником, — подсказал Шредер. — На самом деле я буду ассистентом, но буду называться соратником. Это для меня имеет огромное моральное значение.

— Вы согласны? — спросил Крэб Пилсберга, но не дал времени на ответ, — Хотя для меня это не имеет значения. Мы и так слишком разболтались. И вижу, разговор идёт не по существу. Я хотел бы знать, что нужно для создания фильма.

Пилсбергу очень не хотелось называть Шредера соратником. Он готов был привести веские доводы, что этого делать не надо. Но ему не хотелось раздражать Крэба. В конце концов, этот противный тип может называть Пилсберга, как ему вздумается. От этого величие Пилсберга не пострадает — памятники будут ему ставить. Но с Крэбом лучше не спорить.

— Совершенно с вами согласен, — сказал Пилсберг. — Это не имеет значения, кто кого как называет. Поговорим о деле. Основной контингент исполнителей имеется. — Пилсберг показал на стену, за которой спали чудовища. — Драматургия строится из трёх элементов — две антагонистические силы и предмет единоборства. Две силы у нас имеются в наличии. С одной стороны — это чудовища. С другой стороны — черепашки-ниндзя.

— Толково, — восхищённо выдохнул Шредер. — Эти хвостатые и зубастые ребятки в порошок сотрут черепашек в один миг.

— Вот этого как раз нельзя допустить, — возразил Пилсберг. — Какое же это кино? Борьба должна захватить зрителей. Но вот я сказал слово — борьба. А за что они будут бороться?

— Как за что? — подскочил Шредер. — Чтобы стереть с лица земли этих гадких рептилий!

— Скучно, — отмахнулся Пилсберг. — Зритель зевать будет. На чём строить драматургию?

— Что вам нужно? — спросил Крэб.

— В треугольнике нужны три угла, — стал объяснять Пилсберг. — Два у нас имеются. А где третий?

— Обойдёмся без треугольника, — отмахнулся Шредер. — Главное…

— Может, познакомить вас с Солли? — спросил Крэб, начиная догадываться, что нужно великому режиссёру.

— Извольте, — обрадовался Пилсберг, желая как можно больше узнать про всех обитателей космического корабля.

Через минуту в столовую вошла прелестная Солли. В этот миг Пилсберг как раз присосался к очередной бутылке джина. Солли с ужасом увидела, как он опустошил содержимое бутылки. Крэб пригласил жестом Солли к столу, но она замотала головой.

— Неприлично девушке сидеть с тремя мужчинами, — сказала она твёрдым голосом. — Позвольте мне уйти.

— Ого! — восхитился Пилсберг. — Девушка с независимым характером! Это мне нравится. Я не люблю образы лепить из глины. Это занятие для бездарей. Я высекаю образы из кремня.

— Стирая их в порошок, — подсказал Шредер. Пилсберг презрительно глянул на Шредера и спросил Солли, изобразив на своём лице улыбку:

— Вы хотите сниматься в кино?

— Вы режиссёр? — с недоверием спросила Солли, ещё не забыв, как этот человек только что опорожнил целую бутылку.

— Это великий Пилсберг, — сказал Крэб, нарочито широким жестом показав на режиссёра.

— Я слыхала о вас, — сказала, насупясь Солли. — Вы делаете страшные картины, чтобы пугать людей. Зачем вы пугаете людей?

— Она мне всё больше нравится! — умилился Пилсберг. — Какое милое наивное существо! Она сразу понравится зрителям. Люди сентиментальны. Уж это я знаю! Как они будут переживать за неё!

— Какую роль вы предлагаете мне? — сухо спросила Солли.

— Роль принцессы! — вскочил и замахал руками Пилсберг. — Она оказалась на острове чудовищ. Ей грозила неминуемая смерть. Но четверо отважных и благородных рыцарей вступают в борьбу с чудовищами и спасают её.

— Кто эти рыцари? — с недоверием спросила Солли.

— Конечно же, черепашки-ниндзя! — входил в раж Пилсберг.

— Я чего-то не понимаю, — завертелся на стуле Шредер. — Как это рептилии…

— Замолчи! — накинулся на него Пилсберг. — И никогда не перебивай меня, дурак!

— Кто дурак? — опешил Шредер. — Я дурак? Да я тебе голову сверну!

Явно возникал самый банальный застольный скандал между выпившими мужчинами. Крэб поднял руку. Шредер, уже вскочивший было на ноги, опустился на стул.

— Ты можешь идти, Солли, — сказал Крэб. — Мы с тобой ещё поговорим.