Дмитрий Емец - Ягге и магия вуду

Однако от пальца никаких уточнений не последовало. Он преспокойно улегся в шкатулку, поворочался, как старый холостяк, страдающий бессонницей, и отрубился.

Талисман зазвенел от возмущения.

– Бестактная свинья! Бандит! Ты ответишь мне за свои наглые угрозы! Я их не боюсь! В крайнем случае я всегда дематериализуюсь! Не рассчитывайте меня прикончить! – стал выкрикивать полумесяц.

Однако было видно, что он порядком обеспокоен.

«Маленький трус!» – подумал я и стал размышлять, как нам выбраться из подземелья. Признаться, снова идти по этим коридорам, а потом выбираться на кладбище к виселицам мне не хотелось.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – внезапно сказал талисман проникновенным голосом.

– И о чем? – удивился я.

– Ты думаешь, как я прекрасен и как жалко тебе будет, если меня сожрут. Не так ли?

– Разумеется, так, – поспешил подтвердить я.

– Все ты врешь! – взвизгнул полумесяц. – Я тебя разоблачил! На самом деле тебя беспокоит только одно: как бы поскорее унести ноги из колодца!

– И как же? – спросил я, решив не ввязываться с ним в спор.

– «Как же, как же?» – хмуро передразнил он. – Запросто. Бросьте гребень.

– И что будет?

– Что будет, то будет. А я, пожалуй, вздремну. Утро вечера мудренее и все такое прочее в этом духе.

– Разве сейчас вечер? Спорю, что не вечер, – сказала Настя.

– Не спорь со мной, юная упрямица! У нас, талисманов, свои представления о дне и ночи. Даже если бы солнце шпарило во все лопатки, то и тогда… – не договорив, полумесяц захрапел.

– Имейте в виду, самый короткий путь не всегда самый короткий, – загадочно пробормотал он сквозь храп.

– Что он хотел этим сказать? – спросила Настя.

Я пожал плечами.

– Представления не имею. Он обожает туманно высказываться.

– Тогда я бросаю гребень! Жаль, хорошая была расчесочка!

И, вытянув руку, Настя осторожно уронила гребень на пол. В тот же миг…

Как читателю вне всякого сомнения известно, гребни бывают различными. Бывают гребни лесовырастательные. Бросишь такой гребень – и вырастет густая чаща с буреломом. Бывают гребни горопроизводящие – когда вместо леса образуются чудовищных габаритов горы (как это произошло с Уральским хребтом и Тянь-Шанем).

Бывают, наконец, и обычные гребни, предназначенные в основном для ухода за «нитевидными роговыми производными кожи», то бишь за волосами, но в данном исследовании они нас не интересуют как слишком банальные.

Существует, впрочем, еще одна редчайшая разновидность гребней. Я говорю о гребнях, которые, если уронить их, превращаются в лестницы.

Именно такой гребень лежал на столе, соседствуя с тряпочкой для ухода за талисманами. Стоило Насте его бросить, как он немедленно трансформировался в лестницу, ведущую на поверхность. Более того, вместе с лестницей образовался и широкий люк, так что нам осталось только без всяких хлопот подняться по ней.

Однако Настя и здесь проявила недовольство.

– Никакого сервиса! Я предпочла бы лифт, – сказала она, по рассеянности задевая и опрокидывая железную бочку с надписью «Яд».

– Лифт так лифт. Я поднимусь наверх один и спущу тебе кабину, – пообещал я, улепетывая от бочки.

– Ну уж нет! Я тут одна не останусь! – спохватилась Настя и быстро стала карабкаться.

Вынужденный держать под мышкой шкатулку и тяжелый ключ от фараонова саркофага, я едва за ней успевал. Впрочем, возможно, это и хорошо, что между нами была какая-то дистанция. Во всяком случае, мне никто не отдавливал пальцев.

Не буду описывать наше путешествие на поверхность. Оно было не столько тяжелым, сколько нудным. От однообразных перекладин, к тому же еще светящихся в темноте, словно протухшие селедочные головы, у меня вскоре замельтешило в глазах. Естественно, я был очень рад, когда лестница закончилась.

Признаться, я опасался, что мы окажемся на кладбище, но место, куда мы попали, имело с кладбищем очень мало общего. В равной степени, впрочем, его нельзя было отнести и к поверхности.

Это была подземная пещера с небольшим зияющим проломом в западной части. Под ногами у нас скрипел снег. Вокруг, искрящиеся, белоснежные, громоздились глыбы льда. Стены пещеры были покрыты инеем. С высокого свода свисали длинные сосульки.

В Параллельном Мире много таких местечек. Холод и жар, океан и пустыня спокойно соседствуют здесь на очень ограниченном пространстве. Таковы парадоксы этого самого зловещего и непредсказуемого из всех миров.

– Настеньке холодно. Настенька простудится! – заявила моя спутница. Изо рта у нее вырвалось облачко пара.

– Никогда не слышал, чтобы в Параллельном Мире кто-то заболевал. Смертность здесь высокая, но совсем по другим причинам, – успокоил ее я.

Девочка с волосами цвета соломы недовольно взглянула на меня.

– Где мы?

– В пещере.

– Сама вижу, что в пещере. В какой пещере?

– В большой пещере. Это все, что я могу сказать. Нас не возили сюда на экскурсию, – раздраженно ответил я.

Мне не нравилось, когда на меня смотрели, как на постоянного обитателя Параллельного Мира, эдакого сталкера по его лабиринтам и задворкам.

И потом, разве вообще можно сказать что-то определенное о Параллельном Мире? Каждые несколько лет здесь все меняется, и там, где сегодня была река, завтра вполне могут появиться горы. Не уверен, что даже Красная Рука имеет над этими изменениями какую-то власть – все здесь происходит само собой и как бы помимо всего.

Придерживая очки, Настя подняла голову и восхищенно огляделась. Иней и ледяные глыбы ослепительно сверкали, подсвеченные изнутри синеватым сиянием пещеры.

– Какая красота! Никогда не видела ничего подобного! – воскликнула она и, отбежав на дюжину шагов, случайно зацепила макушкой одну из сосулек.

В тот же миг сосулька треснула и, задев другие, соседние сосульки, произвела громкий хрустальный звон, разнесшийся по пещере. Массивные сугробы в правой ее части зашевелились, и из сугробов поднялись разбуженные мерзляки.

Они были громадные, заиндевевшие от мороза, неповоротливые, с белыми лицами, покрытыми тонкой корочкой льда. Шаря по воздуху руками, мерзляки взяли Настю в кольцо.

– Тепло! Мы чуем тепло! Девочка, отдай нам свое тепло! Согрей нас! – стонали они.

– А-а-а! Настеньке страшно! – завопила она.

– Спорю, что мне тоже страшно. Хотел бы я, чтобы наши шансы были хотя бы пятьдесят на пятьдесят, – пробурчал я, бросаясь к ней.

Где-то рядом злорадно захихикала Зеркалица. Я кинулся было к Насте на помощь, но гигантский мерзляк оттолкнул меня ногой, и я, как мяч, отлетел в сугроб. Холодные искры обожгли мне щеки, забились за шиворот.

– Талисман! – закричал я. – Талисман! Просыпайся!

Зевнув, полумесяц, висевший у Насти на груди, открыл глаза.