Алексей Гедеонов - Случайному гостю

Неторопливо и молча, как возмездие, бабушка отправилась снимать нагар с четвёртой свечи в венке Адвента. Щипцы сухо отщёлкнули чёрный хвост фитилька. Над тёмно-красной толстой свечкой ожил тоненький огонёк. Вакса коротко мяукнула.

— Вообрази, что бы было, — сказала бабушка, поправляя волосы, — когда б Гавриил забыл передать благую весть?

— Ой, подключили бы дублёра, — сказал я, набирая в кофейник воду и споласкивая его. — И кофе тогда не было.

— Кофе был всегда, — загадочно ответила бабушка. — То мы тут так — на часочек.

Огонёк на свече еле заметно колыхнулся, словно вздохнул. Я вытер кофейник, поставил его на сушку и уселся на стул у печки — разглядывать огонь, я вообще люблю смотреть на огонь, гораздо больше чем на воду.

Если долго созерцать свечу Адвента, увидишь Аньола О́гня — так всегда сообщала бабушка. Ангела я не видел ни разу, но девочку, маленькую рыжеволосую девочку в красном платье с каймой из золотых бубенчиков, танцующую в пламени, почти всегда. Вот и сейчас — пламя вновь колышется, будто от вздоха, и появляется она — плясунья-девчонка, поднявшая маленькие ладошки вверх. Рыжие, до пояса, волосы мечутся среди огня. Она улыбается мне, маленькие ладони отбивают неслышный такт, колышется, играя бубенчиками, подол платья…

— Не пантруй [56] наблюдать, стеречь за Саламандрой, — говорит бабушка у меня над ухом. — То небезопасно… для таких как ты.

…Первое воскресенье декабря. Мы все за столом и готовим самое главное блюдо.

Не для желудка, а для глаз. Колесо Года. Коло Йоля. Венок Адвента.

Круг абажура ширится, пытаясь охватить всех нас, зажжено бра, настольная лампа. Свет идёт и из бабушкиной комнаты.

— Круг венка, — говорит бабушка, оттирающая измазанные смолой пальцы, — должен напомнить нам о Самом Боге, о вечном бытии Бога и безграничной милости Его, у которой, действительно нет ни начала, ни конца. Вы поняли меня, файталапы [57] разини ?

— У этой, бабушка, истории и правда ни начала ни конца, — отвечает Неля. Она вплетает в венок ветки и колоски. Колоски и иголки колют ей пальцы, но это не имеет для неё значения. Неля моя двоюродная сестра, ей семнадцать, она невысокого роста, у неё красивые маленькие руки, длинные темные волосы и бархатные как терновники карие глаза. Неля — хмурая девушка, по гороскопу она Скорпион. И между бровями у нее уже наметилась Каинова печать — знак упрямого нрава.

— Ей тяжко со страстями, — всегда говорит бабушка, в спину вечно уходящей из дому внучки. Ещё бабушка очень жалеет Нелю и называет её: «Моя самотна [58] одинокая Амфисбена».

Неля хорошо играет на пианино и гитаре, поёт в хоре, ходит в походы, неплохо рисует и знает два языка — немецкий и английский. Она вяжет и ловко обращается с бинтами.

Я знаю, что Неля умрёт очень-очень далеко от улицы Коперника. Не скоро. И совсем одна.

— Та история вечность, — веско произносит бабушка. Мне становится нехорошо при слове «вечность». Где-то шевелится мой осколок льда.

Наш Венок Адвента немного напоминает скрученный зелёный сноп из жестяных хвойных лап, остролиста и ячменных колосьев, краска на них потускнела за столько лет, но не облупилась. Лично я переплёл его золотой нитью, он пахнет смолой, корицей и сеном.

Живи мы в лесу, мы бы украсили венок алыми брусничинами, оленьим мхом, рябиной и орехами, а будь наша провинция у моря, венок бы осенили янтарь и раковины, бутылочные стекляшки, обкатаные до матовости в прибое, а то и мелкие монетки тоненькие, словно листок акации, или нанизанная на леску рыбья чешуя, ведь это приносит счастье. Однако здесь, в городе, мы обходимся пуговицами, конфетными обертками, бусинами и фольгой. Пользуем разноцветную путаницу мулине, пробки от пепси-колы, предусмотрительно расплющенные в блин, и колокольчики для птиц. Орехи, рябину и янтарь — также…

Бабушка всегда приматывает к Венку зёрна кофе. Я, почти всегда, предлагаю просто посыпать венок напитком «Курземе».

К венку, на удачу, крепятся «желанья», затейливо состряпанные из вырезанных газетных заголовков, — главное только, чтобы заголовки были приятными.

Я озадаченно шуршу газетами. Выбирать как-то не из чего: «…фарисеи из Белого Дома», «Ян Смит — палач Родезии», «Вашим санкциям труба, господин Рейган!» «Компьютеризация деревни», «ЭВМ на стройках социализма» и «ПК для первоклассника». Ставят в тупик и аббревиатуры: НТР и НТО, АСУ и ЭВМ — таким не всякое и украсишь, а ведь есть ещё ПК — почти «подземный кабель».

Вынужден признать — с годами «газетная» мода на украшение Адвентовых венков проходит, очевидно из газетных заголовков все труднее настричь счастливые новости.

Пришлось немало попотеть, чтобы аккуратно вырезать: «покой», «трубу», «долину» (я с упоением отрезал от неё овечье слово «Бекаа»). Даже слово «счастье» получилось маленьким…

— Желоный цвет… ты, власне, знаешь, для че́го венок желоного цвета? — спрашивает бабушка у Вити.

Витя, он Рыба. По гороскопу. Этим, на мой взгляд, сказано всё. Внешне он похож на одну из бесчисленных деревянных статуй из разрушенных кляшторов [59] монастырь , которые «возвращал к жизни» Витин отец. Дядя Костя был реставратор.

Витя старше меня на восемь месяцев, мы погодки. Для меня это важно. У него бледная кожа, длинный нос, густые, чуть рыжеватые волосы и немного близорукие глаза цвета темного янтаря; еще у Вити круглый год веснушки, он любит слушать радио и «итальянцев». Витя склонен к простудам и «осложнению на ухо». Он читает Майн Рида, перехватывает у меня Томека и не любит Дюму́.

Бабушка любит говорить про него: «кармалита» [60] застенчивый, легко вгоняемый в краску и наблюдать как, начиная с ушей, Витя медленно и разъярённо краснеет. У них с бабушкой общий кумир — Святой Отец. Некогда Витя написал ему одно письмецо…

Я знаю, и думаю, что бабушка знает — Витина судьба темна, но не безрадостна. В его взрослой жизни не будет снежных Вигилий.

— Тот венок, — ведет бабушка ежегодную лекцию. — Же… зелёный оттого, что рассказывает нам о надежде, ни на кого, кроме Бога… да, надежде на новизну, возрождение и жизнь вечную. Хотела бы, чтоб вы то уяснили.

Слово «вечную» снова вызывает к жизни ещё одну льдинку и совсем не нравится мне своим шуршанием.

— Расскажи, нам мама, про свечи, — просит тётя Женя, Витина и Нелина мама.

Тётя Женя — одна из близняшек, старших сестёр моего отца. Она воплощает в семье уют. Тётя Женя полная, высокая, вся такая породистая женщина — с короткой, крашеной хной стрижкой и очень светлыми зелёными глазами. У неё, как и у Вити, круглый год веснушки и, как у другого Вити — моего отца — родинка над верхней губой, в углу рта — «мушка фатальна».